Крапива - Даха Тараторина
– А что, дитятко, не пора ли свадебку сыграть?
Крапива прыснула.
– Опоздала, матушка. Свадебка-то у нас ещё в Мёртвых землях была.
И хлопает глазищами своими синими и бесстыжими!
Признаться, Мёртвыми земли звали разве что по привычке. После летней бури земля насытилась даже там, где уже несколько десятков холодных ветров рос один жёлтый сухостой. Нынче степь зеленела не хуже Срединных земель, а птиц и зверей расплодилось в ней столько, что и урожай сажать не надо: знай кидай стрелу на тетиву и тащи домой жирного зайца! Тем и промышляли шляхи, оставшиеся от некогда грозного войска. Жить на одном месте они не привыкли и быстро покинули деревню, а там снова развалились на несколько племён, и каждое, по совету Шатая, поставило над собой вождя. Вожди же ходили на поклон к Шатаю каждый месяц и, коли случался какой неразрешимый спор, просили судить. Когда такое приключалось, Дола недовольно цокала. Потому что зять не просто выносил решение, а прежде удалялся в клеть с Крапивой и Власом, долго с ними говорил и лишь потом объявлял, как надобно сделать. И никто не перечил! А Крапиве хоть бы хны! Вела себя ровно посаженка. Обоими мужиками командовала… Нет-нет, а Доле делалось завидно. Да что уже! Все Тяпенские бабы, хоть и посмеивались, а втайне завидовали лекарке.
С другим мужем у аэрдын тоже заладилось. Отец сманивал Власа в столицу, но тот наотрез отказался.
– Ты, – заявил княжич Туру, – сколько тщился земли объединить. А сдюжил я!
Крапива, стоявшая тогда по правую его руку, негромко кашлянула, и Влас поправился:
– Мы сдюжили. Стало быть, нам их и стеречь.
Так и остались в Тяпенках – Влас и Шатай, два мужа травознайки. Им-то двоим Дола плешь и проела. Решила не мытьём, так катаньем найти подход к зятьям и стала носить работникам пироги да молоко, пока те трудились над срубом. По её и вышло. Как-то раз принесла Дола молодцам по доброму куску сала с хлебом, а когда те, поблагодарив, уселись за еду, начала причитать:
– Хороши вы у меня, диво как хороши! Вон какая изба добрая будет! Не стыдно жену привести да детушек по лавкам рассадить! Семерых.
Влас поперхнулся, и Шатай с готовностью похлопал его по спине.
– Отчэго жэ нэ восьмэрых? – хитро прищурился шлях.
Дола закивала:
– Оно и десяток можно! У Крапивы-то бёдра широкие, выносит, как есть выносит!
Княжич добавил в сторону:
– Я только такого не вынесу. Мне, вон, шляха хватает…
Шатай невозмутимо ответил:
– Если нэ справишься, я готов остаться с аэрдын одын. Мы будэм рассказывать нашим дэтям о тэбэ.
– Да пошёл ты!
– Сам пошёл.
Дола подумала, что уж кому-кому, а этим двоим о детях задумываться точно покамест рано, но она явилась для другого, поэтому продолжила.
– Одна беда: родятся детки сиротками…
– Как это сиротками? – вскинулись мужчины.
Дола намедни придумала, как станет говорить о том, каков позор – родить не женившись. Дескать, вне закона родиться всё одно что сиротой. Но тут поглядела на Власа, на Шатая, на Крапиву, показавшуюся у ближайшего двора и ускорившую шаг при виде матери (почуяла неладное!)… Наклонилась к зятькам и прошипела:
– Потому что, если не женитесь как должно, я вам обоим головы отверну, как курёнкам!
И, пока Крапива подошла, снова добродушно улыбнулась.
– Доченька! А я тут покушать твоим работничкам занесла… Ты садись, садись! Уморилась небось бегавши…
Словом, не прошло и месяца, как Крапива, Влас и Шатай начали готовиться к свадьбе по срединному обычаю, и сердце Долы перестало заходиться.
Эпилог
Свадьбы в Тяпенках всегда устраивали шумные. Верно говорят, что веселиться всего лучше умеют те, к кому и Лихо часто захаживает. Прежде деревенька на границе враждующих земель успела натерпеться от обоих народов, потому и рождение каждой новой семьи отмечала так, чтоб внукам было рассказать не стыдно. Свадьба лекарки с вождём и княжичем и вовсе обещала запомниться на века.
Приехал Посадник Тур с братом Несмеянычем. Последний долго не мог оклематься после ранения, зато, наконец, выздоровев, навёрстывал упущенное и знай носился на коне от Тяпенок в столицу и обратно. Отчего-то не захотела явиться мать княжича, но тот, вроде, не сильно горевал. Выругался маленько, шарахнул по стене сарая, подвернувшегося под горячую руку, а после выплюнул:
– Больше и не позову!
Приехали с дарами вожди шляхов – привезли выделанных шкур, солёного мяса и костяных гребней. С ними вместе приехала женщина, подойти к которой осмелилась лишь аэрдын. Шляшенка была высока ростом, а сказать, как она выглядела, не сумел никто, потому что каждый видел её по-своему. Только зелёные, как изумруды, глаза, запомнились всем, кто встречал обоз.
Крапива со шляшенкой отошли в сторонку и долго говорили, а ветер трепал их волосы с вплетёнными бусинами и перьями. На прощание женщины крепко обнялись, и больше никто не видел зеленоглазую ведьму. Только травознайка хитро улыбалась, когда её спрашивали о таинственной гостье. Словно ведала что-то, чем ни с кем делиться не собиралась. Да так оно, собственно, и было.
Наряд у невесты вышел диковинный. Не походил он ни на свободные платья шляхов, ни на вышитые сарафаны срединников. Тонкая шелковистая ткань облегала стан, сквозь неё виднелся зелёный узор крапивы на коже, и, когда солнце освещало фигуру аэрдын, она казалась не то живым древом, не то духом, поднявшемся из земли. Кто-то из деревенских даже ахнул, углядев сходство с образом Рожаницы, некогда вырезанным на стволе священного древа, но то, верно, уже были враки.
Женихи тоже были заглядение. Статные, ладные, белозубые… Такие разные и вместе с тем похожие, будто и правда братья. Они стояли пред Старшим Домом в ожидании невесты и нетерпеливо топтались на месте, иногда подначивая друг дружку.
– Нэ струсишь? Смотри, ещё можно сбэжать.
– Сам беги, а то стыдно будет, когда Крапива меня выберет, а тебя оставит с носом!
