Анастасия, боярыня Воеводина - Елена Милютина
— Ждала. Мама с папой деда лечат, баба Анна пустая. Может и я нужна буду!
— Умница. Настя, а она гораздо лучше тебя говорит! Тебе, птичка, сколько лет?
Саша показала четыре пальца. — Четыре годика.
— И как ты с дедом нас различать будешь?
— Просто. Ты дед Михаил-царь, а мой дед просто Михаил. Ой, не просто, он кне, кна, князь! Сложно, царь проще! Будет просто дедом!
— Разобрались! Иди спать, птичка! Через день я снова приеду твоего деда проверить, увидимся!
— Спокойной ночи всем! — с этими словами малышка убежала.
Анна пошла проводить Михаила, молодежь ужинать. Семен попросил сани у Анны и поехал домой.
Прозоровский весь вечер провел с семьей, радуясь, что легко отделался. Посылал узнать, как здоровье Михаила, успокоился, что лучше. Понял, что не зря просил он, хоть телом бездыханным, но довезти его до дома. Только сейчас оценил он близость семьи Воеводиных-Муромских к царю. Нельзя было, как предлагал Шеин, оставить Михаила в лагере вместе с остальными больными. Тогда никто из воевод не сносили бы головы. Во главе с Шеиным. Хотя, тому, скорее всего и так головы не сносить. Догадался Семен, что все эти годы носил царь маску кротости и милости. В противовес отцу своему, скорому на расправу. Филарет умер, маска слетела. Нрав у Михаила был отцовский. На третий день, узнав, что Муромский совсем в себя пришел, и уже с Михаилом переговорил, поехал на прием к царю. Доложился, что хочет быстрее выехать к войску, так как предчувствия у него нехорошие, надо коалицию против Шеина усилить, а то опять гадить начнет.
Михаил посмеялся, что Пожарский и Черкасский старого дурака слушать не будут, но попросил передать приказ Шеину срочно прибыть к нему с докладом. А заупрямиться, поступить с ним нечестно, привезти силой. Еще предупредил, что послал провиант для оголодавшего войска, и просит Прозоровского приглядеть, что бы его не растащили и обратно войскам не перепродали. И еще, попросил прихватить с собой двух прознатчиков из следственного приказа, ехавших тайно, что бы расследование против Шеина провести. Он его уже из главы следственного приказа уволил, там теперь другой начальник. Двоюродный брат самого Михаила, тоже Михаил Салтыков, которого он из ссылки вернул и к себе приблизил, посоветовавшись с другом Мишей. Бориса тоже вернул, но должности не дал, уж больно нрав его ему не по сердцу. Пока что он посмотрит, как Салтыков проведет следствие по делу Шеина, и от этого его карьера будет зависеть. Семен понял, что пощады старому воеводе не видать!
Михаил поправлялся медленно, несмотря на усилия жены и дочери. Но не переживал. Такое уже было в его жизни. В тот достопамятный 1613 год, в охотничьей избушке посреди дремучих тихвинских лесов. Тогда, когда впервые в жизни применил в бою свой дар, ударил по напавшему на их с Мишей дружину, шведскому отряду. Ударил со всей юношеской дури, выложился почти под ноль, упал без памяти, и был спасен другом Мишей, который взвалил его на коня и увез в чащобу, подальше от битвы. Потом ему самому пришлось Михаила, тоже потерявшего сознание, но уже из-за жара от болезни, спасать. Так что дополз он до жилья на последнем издыхании. Так и в этот раз. Выложился под ноль, но контроль за Владиславом не потерял, заставил отпустить Шеина с почетом, со знаменами и оружием. А то старый упрямец собрался сдаваться в плен, потеряв все — знамена, оружие, честь.
Да и сказалось голодная диета в осажденном лагере, и ранение предательское. И старая болезнь вновь наружу выскочившая. Так что он не роптал, покорно выполнял все, что его родные ведьмы требовали. Тихо лежал в кровати, пил отвары, и понимал, что дар восстанавливается и сразу же уходит на борьбу со смертельным недугом — чахоткой. Побратим приезжал почти каждый день. Большей частью посоветоваться. Лишился Михаил своего основного советника — отца, соправителя, Филарета, и сейчас подбирал себе советников, близких людей, на которых мог бы опереться в трудную минуту. И самым близким был друг, глава Посольского приказа, тезка Михаил. Так что, незаметно для себя стал князь этаким серым кардиналом, мнение которого царь уважал и ценил. Но царь Михаил был осторожен, помня юношеские годы, дружбу напоказ не выставлял, боялся, что станут другу Мише козни строить недоброжелатели, как уже не раз было. Понимал, что Михаилу сейчас спокойствие и хорошее настроение нужно, что бы недуг победить.
Владислав действительно двинулся по Смоленской дороге в сторону Москвы, мелькнула у него мысль попробовать Михаила Федоровича на прочность. И с удивлением обнаружил оставленный гарнизоном Дорогобуж. Двинулся дальше и обнаружил твердо стоящие на своих позициях свежие русские полки. Напасть не посмел, развернулся обратно. Преследовать его не стали. Михаил берег свой последний резерв. Владислав попытался взять Белую, но тоже потерпел неудачу. Начиналась весна, снег таял, разливались реки, замедлился подвоз продовольствия. Теперь голодали уже поляки. Да и перебежавшие на сторону Владислава наемники требовали плату за предательство, наседали на короля. Владислав послал послов с просьбой о переговорах.
Михаил тянул время. Он ждал князя Михаила, который опять уехал в башкирские степи пить кобылье молоко и поправлять здоровье. Уехал он еще в конце марта, как только степь освободилась от снега. Весна была поздняя, травы еще не цвели, так что лечение шло полным ходом, а попросить князя приехать пораньше царь не решился, боясь добить друга. Так что процесс по делу Шеина прошел без него.
Много насобирали прознатчики, да и раздосадованные полковники своего командира не щадили. Князь Прозоровский припомнил ему хвастливое обещание взять Смоленск, и спекуляцию зерном, и странное исчезновение пороха. Другие полковники поставили в вину поведение его любимцев, отца и сыновей Измайловых, которые не только тесно общались с многими поляками, но и приглашали тех в гости, разрешали свободно гулять по русскому лагерю, а потом, естественно, докладывать об увиденном полякам. Может быть, если бы Шеин покаялся, попросил простить, признал свои ошибки, его бы пощадили, но старый упрямец, не поняв, что защищать его уже некому, продолжал осыпать комиссию из бояр оскорблениями, обвинять Москву в срыве поставок того же пороха, которым торговал направо и налево через посредников. Никто не поверил, что открытое воровство и спекуляции порохом и хлебом могли пройти мимо командования. И условия, на которые Шеин был согласен капитулировать, возмущали царя. Михаил попробовал переговорить с упрямцем один на один, рассчитывая предложить ему покаяться и не доводить до крайних мер, но получил лишь вздорные, заносчивые обвинения в неспособности руководить страной после смерти Филарета. Такого
