Анастасия, боярыня Воеводина - Елена Милютина
Затопали детские ножки и в комнату влетела Александра Воеводина, старшая внучка, четырех лет.
— Мама, Гафа сказала, деду плохо?
— Да, дочка, сможешь дать деду силу?
— Да, деда, на! — Девочка схватила руку Михаила, подержала и отпустила.
— Все, больше не влезет! Можно деда поцеловать? Он сразу проснется!
— Нет, Саша, пока ему лучше спать. Устал твой дед. Как проснется, я тебя позову!
— Хорошо, мама! Я пойду с братиком Мишей играть.
— Иди, только Агафья тебя умоет.
— Пойдем, Гафа, умоемся и руки вымоем. Братик маленький, надо руки мыть, что бы с ним играть!
Настя аккуратно провела рукой над грудью отца. — Ничего, мама, справлюсь, но мне Фред нужен. Подпитка нужна.
— Настя, он же чародей!
— Мама, я же говорила, а ты не верила. Я могу силу из одного дара в другой перекидывать. Вот и буду черпать ее и из чародейского, а подпитывать ведьмовской. А Фред чародейский восполнять будет! Поеду в Посольский приказ. Посыльного могут задержать, а меня не удержишь! А ты как-то найди князя Семена, узнай у него, на что отец так потратился, да что за условия в лагере были, все-все, вплоть до мелочей. Мне важно. Хорошо? Ты знаешь, где Семен живет?
— В Кремль поеду. Он должен был к царю ехать, докладывать.
— Зря это он!
То, что он зря не послушал Михаила, который, прежде, чем потерять сознание предупредил Семена, что бы он к царю на доклад не совался, а срочно вернулся к армии, Прозоровский понял довольно быстро. Как и то, что зря государю народ дал прозвище «Кроткий»! Потому что кротости в Михаиле не было ни золотника! Он застал царя во время совещания с главами разрядного и разбойного приказа и с замещающими глав посольского, пушкарского и стрелецкого, а так же сыскного. Михаил орал так, что слышно было во дворе. Единственный, кто посмел ему отвечать был зять князя Михаила, боярин Воеводин, и то, видимо, потому, что по молодости лет страху было мало, а может, надеялся на защиту тестя и семьи. Оказывается, Михаилу донесли, какие требования выставил Владислав Шеину. А то, что капитулировали совсем на других условиях, то царю еще донести не успели. Они так торопились уйти с честью, знаменами и оружием, пока не очухался Владислав, что гонца не отправили. И со стоянок тоже. Понадеялись на других воевод. А те только и сообщили, что Шеин остатки войска привел и все. И теперь, Михаил срывал злость на том, кто первым подставился, то есть на Прозоровском. Слова вставить не дал, приказал не мешкая, под конвоем, отправить князя в Сибирь, в дальний острог. И пригрозил, что это еще не все, вскроется другие вины, может кончиться плахой. Так что Прозоровского заковали и под конвоем усадили в простую телегу. Ни с женой увидеться, ни с детьми не дали. Даже не покормили. Но из Кремля телега успела только выехать. На Красной площади дорогу телеге преградил нарядный возок. Лошадь встала, И никакие усилия не могли сдвинуть ее с места. Стражники всполошились. А из возка выскочила богато одетая женщина, в женском княжеском венце и приказала заворачивать обратно. Стражник, попытавшийся угрожать ей оружием, вдруг позеленел и бросился к стене Кремля, да там прямо и приключилась с ним большая неприятность, даже штаны снять не успел. Княгиня Анна вцепилась в Семена и затащила его в свой возок, невзирая на цепи и вялые протесты двух других бравых вояк. Узнали. Поняли, что связываться с царской ведьмой себе дороже. Возок въехал в Кремль, остановился у входа в терем царицы, Анна открыла дверцу и потащила князя прямо к Евдокии Лукьяновне.
Та, увидев Прозоровского в оковах, ахнула, узнав всю историю, кликнула ближних боярынь и выплыла из покоев. Ясно было, собралась Михаилу мозги прочищать.
— Даша, не забудь, Настя Федю ждет. Без него лечить Мишу не начнет!
— Помню, Анна, вы с князем беседуйте, но лучше бы ты его к себе отвезла. Ему бы в баню и поесть. Да и из твоего дома Мише его не выцарапать! Особенно, если твой Михаил очнется.
Так что князя вновь протащили обратно до возка и повезли в имение Воеводиных-Муромских. Там Анна отправила его в уже готовую господскую баню, приказав кузнецу снять железо. На его опасения, что ее самоуправство сделает ему только хуже, да и ей может достаться, Анна просто махнула рукой: — Ничего мне Михаил не сделает!
После бани, переодетого в вещи князя, Семена усадили за стол. Много есть не дали, Анна сказала, вредно. Так что он съел ушное из курицы, белорыбицу, и биточки рубленые из телятины. Запил все сбитнем. Затем Анна отвела Прозоровского в спальню, где лежал Михаил. Настя, его дочь сидела у постели отца, пришедшего в себя, и кормили его с ложечка той же куриной ухой.
— Мама, Фред где? В приказе его нет. Без него мне нет смысла начинать. Придется бросать на полпути, а это хуже, чем просто ждать.
— Миша! — кинулась к мужу Анна. Настя отставила миску с ухой, и потянула князя Прозоровского к двери.
— Выйдем, пусть без нас поцелуются. Правда папе от матушки сейчас влетит! Но не думаю, что сильно.
Действительно, Анна даже не успела начать выговаривать безрассудному мужу все, что она думает о его неосторожности, как дверь в который раз распахнулась, и в покои влетел сам государь, сопровождаемый зятем князя Михаила, мужем Насти. Бросив ничего хорошего не обещающий взгляд на Семена, царь с воплем:
— Мишка где? Что с Мишкой! Что с Мишкой, Анна?! — Бросился в спальню.
Настя схватила Фреда и что-то быстро ему зашептала. Тот кивал головой, соглашаясь. Через десять минут царь Михаил вышел, ведя за собой Анну, Настя с мужем вошли в спальню. Князь Семен внутренне сжался, не зная, что ожидать от царя.
— Так, — спокойно сказал Михаил, — расскажи-ка мне снова, князь, что у вас там происходило, после того, как я доклад с голубями получил. Прости, что не выслушал сразу, все вины на тебя одного повесил. Мишка сказал, что ты его спас, вывез из лагеря, когда он совсем силы потерял. Рассказывай по порядку, спокойно. Но учти, я у Мишки все переспрошу, так что врать не смей!
— Государь, так я врать не собирался, просто никто слушать не стал. Капитулировали мы почетно, знамена сохранили, оружие и пушки легкие. Так что никто наши стяги под копыта коню Владислава не кидал. Хотя такие требования были. Старый дурак собирался ради пушек, которые все
