Анастасия, боярыня Воеводина - Елена Милютина
— Значит так, тезка, говорить буду жестко. Стараниями твоих дружков меня вывели из строя, но кое-какая сила еще осталась. Сегодня рискну, попробую заставить короля пойти на более почетные условия, чем та гадость, что предлагали тебе. Сил потрачу немерено, а их у меня сейчас мало. Поэтому, как только Владислав предлагает почетные условия сдачи, вот здесь записано, что он предложит, соглашаешься и подписываешь! Понял? Никакой самодеятельности. Условия до выхода из лагеря переписать начисто, в двух экземплярах, что бы осталось только подписать. Большего я сделать не смогу. И так здоровьем и силой рискую, что бы твою задницу из позора вытянуть! Не послушаешься, предупреждаю, у меня указ о твоем смещении, пущу в ход, смещу и сам все на своих условиях подпишу, и поедешь ты на Москву как вор и предатель. Значит еще раз. Никакого ползанья на коленях перед поляком. Никаких ему знамен. Армия, все, кто могут, выходят с честью, с оружием, в лагере остаются только раненые и больные, которых поляки тоже возвращают беспрепятственно. Большие пушки и обоз оставляем, люди важнее, пусть подавятся. В залог уводим пленных поляков, что идти смогут.
Что? Ты опять про пушки? Ради них можешь и в ногах у поляка валяться? О чести думаешь? Честь не в чугуне. Честь в людях. А валяние на коленях перед Владиславом, то убыток не тебе, то бесчестие державе Российской и Государю. Что есть предательство. Понял? Так что и не пытайся! Мозги сварю! Будешь до смерти только мычать и кашку с ложечки есть! Раз говорю, значит смогу! Вспомни поляков на обмене вас с Михаилом! Так вот, то я им приказывал. Они выполняли, а потом сами удивлялись. Так что шаг в сторону и я из тебя идиота сделаю. Медики скажут — удар у старика приключился! Уяснил себе? Тогда пошли. Что бурчишь? Да, я моложе, но уважения к старым дуракам не питаю. К тому же, знатней тебя. И меня Государь любит, а тебя нет. Уяснил? Будешь вести себя правильно? Тогда пошли. Небось Владислав заждался. И еще. Ксендзов потребуй с переговоров убрать. Негоже православным католиков лицезреть. Помешать они мне могут, ясно? Сил у меня после ранения меньше, чем обычно, не хочу на них тратиться!
На переговоры прибыли в новом составе. Впереди Шеин, за ним Михаил, за Михаилом Прозоровский и Лесли, причем последний тащил небольшую корзинку. За ними остальные воеводы помладше.
Владислав чувствовал себя хозяином положения, однако удивился, не увидев знакомых немцев, да и Шеин выглядел каким-то помятым и боязливо оглядывающимся. Король осмотрел новую свиту воеводы, и тут его под руку толкнул, совершенно непочтительно, пан Госневский. Заслуженный старик, но старик. И разрешения таких вольностей он ему не давал!
— Что тебе?
— Ваше Величество! Потребуйте убрать того боярина, что за Шеиным стоит!
— Какого? Помоложе, что ли?
— Да, того, бледного! И не смотрите ему в глаза, Христа ради!
— Что ты несешь, пан?! Горилки перепил вчера?
Владислав посмотрел на стоящего сзади Шеина боярина. Ничего такого. Русский, как русский. Глаза серые. Но глядит твердо. А вот Шеин постарел, сдал, жалко старика! Царь ему и так за его деяния отплатит! Сошлет в Сибирь, там старик и помрет. Не буду я его на старости лет позорить. Проявлю великодушие. Пусть по Европе обо мне слава пойдет, как о великодушном, но справедливом монархе. Пусть уходит со знаменами оружием и мелкими пушками. Победа все равно моя! Но осадные пушки пусть оставит. Надо же хоть какой-то трофей иметь. А я прикажу картину написать, как я капитуляцию русского войска принимаю, со славой. Стоп, какая картина? Пленных, пленных вернуть надо! Что? Согласен? С тем, что бы я потом его больных вернул в Россию? Хорошо! Где подписать? Красиво написали, грамотно, подготовились! Готово! Печать давайте! Все, сдались русские упрямцы! А что это с тем боярином, что за Шеиным стоял? Он что, совсем больной на переговоры явился? Вон, сознание потерял! Как бы не заразно. Поеду-ка я в свою ставку, надо вина для профилактики выпить!
Прозоровский едва успел подхватить Михаила как-то резко побледневшего и начавшего сползать на землю. Лесли подсунул ему под руку флакон с каким-то пойлом. Семен, сраженный сговорчивостью поляков, совсем забыл о просьбе князя. Михаил присосался к горлышку флакона, как к живительной влаге. Выпил до дна.
— Быстрей, уходим и выступаем из лагеря, пока они не очнулись и Владиславу не рассказали, что он подписал! Больше, чем на полчаса внушения не хватит! — Хрипло прошептал Михаил. Александр Лесли подозвал двух воевод помоложе, приказал помочь Михаилу, Отнести его в лагерь на прихваченных с собой носилках. Прозоровский с ужасом смотрел на струйку крови, стекающую из носа чародея. Вернулись, срочно стали готовиться к отступлению. Немецкие полковники пробовали поскандалить, но Прозоровский грубо предложил им или заткнуться, или оставаться в лагере и самим сдаться полякам на их, поляков, условиях. Вернувшись в свою палатку, Семен застал Михаила жадно доедающего еле теплую похлебку. Дров не было совсем.
— Извини, сосед, тебе ничего не оставил. Но надо силы хоть как-то вернуть, что бы обузой вам не быть. Оставлять меня нельзя. Слишком хорошо меня Госневский узнал. Понял, что я с Владиславом сделал. Я его так же Филарета заставил насильно обменять в свое время. А не привезти в Москву хоть мое тело, чревато гневом Михаила. Если он и пропустит, то Анна, моя жена ему покоя не даст. Так что сейчас полежу полчаса и надо как-то на коня влезть. Хорошо, что башкирцев сохранили. Одного Шеину дайте. Хоть и дурак, а все же старик! Давай еще фляжку зелья!
— Что за гадость ты пьешь? Не хмельное, но горькое, жуть!
— Восстанавливает оно силу при перерасходе. Ментальный контроль уйму силы забирает. Даже не смог воспрепятствовать решению о выдаче пленных поляков. Черт с ними. Сил совсем не было.
Колонна капитулировавших войск медленно потянулась по Смоленской дороге к Дорогобужу. Ослабевшие воины еле ползли, а части из них приходилось еще вручную тянуть пушки. Бросать их Шеин запретил под страхом смерти. Послушав старого дурака Прозоровский сообразил быстро. Оставив Михаила под наблюдением Лесли, который долго не думал, а позвал пару своих соотечественников, шотландских горцев, которые мигом привязали князя к седлу, и лошадиной шее так, что упасть он не мог, Семен с тремя дружинниками поскакал в Дорогобуж. Там с передовым отрядом сидел взявший его воевода Федор Сухотин. Мигом сообразив, что требуется, опытный воин организовал крестьян с розвальнями, бабам приказал наварить жидкого овсяного киселя побольше, сотне
