Тление - Лорел Гамильтон
— Я стараюсь не значиться в рядах обычных, — сказал Ашер.
— Ты бы и не смог там значиться, — улыбнулась я ему.
Он, наконец, улыбнулся мне в ответ — совсем чуть-чуть. Настоящего Ашера я могла видеть сквозь столетия, которые они с Жан-Клодом начинали, как соперники, потом стали любовниками и лучшими друзьями, потом — врагами, а теперь они, — вернее, мы, — пытались разобраться, какого черта между нами вообще творится. Они с Жан-Клодом были как возлюбленные, которые родились под несчастливой звездой, и в каждой жизни продолжали тщетные попытки наладить отношения, вот только в их случае этот процесс растянулся на одну жизнь, просто очень долгую.
Мне не хватало Ашера в спальне и парочке других мест, но я знала, что Жан-Клоду не хватает его больше, поэтому сказала:
— Ну, а теперь я, наконец, получу приветственный поцелуй?
На этот раз Ашер улыбнулся мне по-настоящему — эта улыбка озарила все его лицо, включая шрам, который находился в непосредственной близости от чувственного изгиба его рта. Я любила эту улыбку, потому что она была естественной, а не искусственной — ее задача не была скрыть шрамы. Я правда хотела любить Ашера, но он порой делал эту задачу чертовски трудной.
— В любое время, когда моя леди только пожелает, — сказал он и наклонился с высоты своего роста в шесть футов и один дюйм (185 см. — прим. переводчика), в то время как я привстала на цыпочки, чтобы встретить его на полпути. Его губы, как всегда, были мягкими, а поцелуй — нежным. Руки начали обнимать меня, но я втиснула ладонь между нами, чтобы наши тела не соприкоснулись полностью, и он не обнял меня слишком крепко.
Ашер тут же отстранился.
— Ты когда-нибудь простишь мне тот жестокий поцелуй?
— Будь я человеком, мне бы понадобились швы и недели, а может, даже месяцы на исцеление, чтобы я снова могла целоваться или есть, или еще что-нибудь делать ртом без боли. Блин, да у меня шрамы могли остаться, и мой рот никогда бы уже не был прежним.
Он отвернулся.
— Твои слова намеренно жестоки?
— Нет, но бессердечно честны — да.
Он вновь посмотрел на меня и в его бледно-голубых глазах стояли слезы. Это зрелище разбивало мне сердце, но я знала, что частично эта эмоция принадлежит Жан-Клоду, и что мы должны быть непреклонны с нашим красавчиком.
— Если в одной комнате с нами нет определенных ребят, то я не чувствую себя комфортно, когда ты меня обнимаешь, если только у меня нет каких-то других способов обуздать твою сверхъестественную силу, Ашер.
— Я был болен, Анита. Сейчас я принимаю лекарства и прохожу терапию, чего еще ты от меня хочешь в качестве доказательства искренности моего желания быть частью твоей жизни, как это было прежде?
— Мы вас оставим наедине, — сказал Питер.
Я немного отстранилась, чтобы видеть его и Ашера одновременно. Так я даже чувствовала, что Эдуард по-прежнему стоит в дверном проеме примерочной.
— Я этого не хочу. Мне нужны свидетели.
— Анита, я бы никогда не навредил тебе умышленно.
— Ты заявился сюда сегодня и ведешь себя, как в старые недобрые времена, когда ты был неуверенным в себе и ревнивым. С таким парнем небезопасно находиться рядом, так что лучше я буду настороже.
— Хочешь сказать, он причинил тебе боль? — уточнил Питер.
— Я причинял боль всем вокруг до тех пор, пока врач не подобрал мне лекарства, которые привели в порядок химические процессы моего мозга. Это хуже, чем зависимость, потому что без зависимости можно жить — она вне тебя, а то, что не так со мной, находится внутри. Я не могу, что называется, просто бросить, потому что я и есть свой собственный наркотик и своя собственная слабость, и без другого наркотика я не способен мыслить здраво.
— Звучит ужасно, — сказал Питер — кажется, вполне серьезно.
— Так и есть, mon ami (мой друг — прим. переводчика), так и есть.
— Я рад, что тебе подобрали лекарства, — сказал Эдуард.
Взгляд Ашера скользнул к нему мимо Питера.
— Благодарю.
— Можем отложить этот разговор до тех пор, пока не уединимся с Жан-Клодом и другими нашими любимыми, — предложила я.
— Ты действительно чувствуешь себя небезопасно, когда я обнимаю тебя?
Ясно, видать не светит нам дождаться приватной обстановки для этого разговора. Что ж, пусть так. Я посмотрела на Ашера, и откуда-то издалека, как звон колокольчика, донеслась до меня любовь Жан-Клода к этому мужчине, стоящему передо мной, однако мое собственное сердце оставалось холодным.
— Мы теперь снова любовники, Ашер.
— Но ты не влюблена в меня так, как я в тебя.
— Ты навредил мне, и Жан-Клод изгнал тебя на месяцы, но вот ты вернулся домой с Кейном, и он просто невыносим. То время, которое мы проводим вместе, тупо выводит его из себя еще больше, так что быть рядом становится все труднее и труднее.
— Мы снова любовники, но мы не вместе, потому что все это окрашено ревностью Кейна и его одержимостью, — резюмировал Ашер.
— В точку.
— Будь мы женаты, я бы с ним развелся, однако я сделал его своим moitié bête, звериной половиной. Подобный узел так просто не разрубить.
— Ага, это реально тот случай, когда «пока смерть не разлучит вас», — подтвердила я.
— Я не знаю, что мне делать с Кейном. Будь я тогда в здравом уме, я бы никогда его не выбрал.
Вмешался Эдуард:
— Вероятно, если бы не Кейн, ты бы не дал реального шанса своей терапии.
— Что ты имеешь в виду? — не понял Ашер.
— До того, как мы приехали в Сент-Луис на свадьбу, Анита рассказала мне о нем, потому что хотела, чтобы мы с Питером знали, что он потенциально опасен. Думаю, Кейн был как зеркало для твоей собственной ревности. В нем ты впервые увидел то, что видели в тебе остальные, и больше не захотел так жить.
— Я знал, что ты смертельно опасный враг, но не догадывался, что ты также и мудрый друг, — сказал Ашер.
— Я не твой друг, я друг Аниты.
— Я тебе не нравлюсь.
— Ты не дал мне повода для обратного.
— Справедливо, — Ашер повернулся ко мне. — Возможно, твой друг прав, и Кейн был нужен мне, чтобы я увидел свои собственные ошибки.
— Если так, то я благодарна судьбе за это, но Кейн по-прежнему остается проблемой.
— Что будет, если ты его убьешь? — поинтересовался Эдуард.
— Это может убить Ашера.
— Мне казалось, Ашер уже пережил однажды смерть своей слуги-человека.
— Пережил, — я не стала уточнять, что
