Vanitas - Дарья Шварц
— Да как ты смеешь! — взъярился Далеон. — Наглая человечка. Это мой Двор! «Цель» моего Двора! И отец тоже мой! — Столько детской обиды и ревности отразилось на его холёной морде, что Люция опешила. Да принц и сам на миг опешил, словно не ожидал от себя такого.
Но быстро опомнился.
— Ты здесь никто и звать тебя — никак. Приблудная девчонка. Приёмная дочка няньки. Выскочка. Оставь браслет себе, — он медленно погладил бусины на её запястье, и когда девушка поджала руку, фыркнул. — Всё равно никогда и ничего дороже у тебя и за всю жизнь не появится. И пусть они служат напоминанием… — голос упал до едкого шепота: — посмеешь снова привлечь внимание Магнуса — пожалеешь. Уяснила?
Ей бы молча кивнуть, да:
— Это от меня не зависит.
В горле Далеона заклокотало, и он макнул Люцию в фонтан.
Удушье. Снова. И немой крик в потоке пузырьков.
Люц не виновата. Ни в чём не виновата. Сегодня было первое показательное выступление Двора Мечей с танцем её мёртвого клана. Они выступали в Тронном зале перед Императором и другими жителями замка.
Люция просто выложилась на полную.
Отдалась привычным, как дыхание, движениям и знакомым ритмам, и забыла, где она и кто она. Остался только «танец мечей» и иллюзия прежней, потерянной жизни. Когда всё было просто: ранний подъём под вопли петуха, шумный завтрак у костра, сонливый день в лагерных хлопотах и яркая, дикая ночь, полная плясок, бойкой музыки, звона клинков и мерцания огня.
Тогда Люция ещё могла громко и счастливо смеяться, без истеричных ноток и горечи пепла на языке.
Тогда Люция изучала «танец мечей», потому что ей нравилось, потому что хотелось танцевать так же завораживающе, как взрослые фарси, и ей в голову не приходило оттачивать свои навыки, чтобы в будущем убивать.
Тогда жива была Астрид.
Мамочка.
Музыка смолкла. Раздались аплодисменты. И Магнус Ванитас на глазах у всей дворни похвалил не родного сына, а её. «Человечку», приёмыша, дочку служанки. Он унизил Далеона. Обесценил все его старания. Оскорбил.
А страдает от этого только Люц.
Магнусу Ванитасу стало мало жизней её соплеменников. Теперь он решил отнять и её.
Руками своего мерзкого сыночка.
Но Люция не собиралась с этим мириться.
«Пусти!».
Она задёргалась и забила ладонью по руке принца, но он не сдвинулся ни на ноготь. Статуя, холодная и безучастная, а не террин из плоти и крови.
«Перестань! Это не смешно, — бездумно колотили по «глыбе» кулачки, в грудь иглами вонзалась боль. — Далеон!».
Его пальцы сжались на её затылке, словно челюсти капкана, и толкнули ещё глубже.
«Хватит».
В глазах темнело. Пульс замедлялся.
«Прошу тебя».
Последний вздох…
И кожу обжёг крестик магической клятвы.
«Я отомщу за вас Магнусу Ванитасу…»
Эхом пробежало в голове.
Боль отрезвила и предала сил. Внутри забурлил гнев, чёрный, клокочущий и дикий, способный отравить не только её кровь, но и врагов.
Люц прошла такой огромный и опасный путь от пепелища лагеря до столицы. Вытерпела гонения глупой деревенщины. Проникла в застенки замка и приблизилась ко Дворам и Императору.
Она стольким пожертвовала ради своей цели.
И не может сейчас умереть.
Не смеет.
Ради покойных товарищей.
Ради мамы.
Ради мести.
И какой-то недоделанный принц не отнимет у неё жизнь!
Злоба и ненависть вскипели в крови, устремились по телу обжигающим потоком, ударили в сердце.
Девочка смутно запомнила, как вырвалась из его смертельной хватки. Кажется, пнула принца в лодыжку со всей дури, схватила за запястье и швырнула на бортик рядом с собой, укусила за пальцы, вывернулась.
Очнулась уже на влажной траве, полулёжа на животе, страшно кашляя, да отплёвывая воду.
Далеон сидел неподалеку и ошалело таращился то на Люц, то на свои дрожащие руки. С ладони на блеклую траву падали рубиновые капли.
«Так ему и надо», — мстительно подумала фарси, глядя на шестого исподлобья.
И если он сейчас потянет к ней свои гадкие лапы, чтобы завершить умертвение, она… она убьёт его. Удавит, загрызет, закопает. Но не вернется в фонтан.
И столько решимости было в ней. Столько гнева, презрения и ненависти, что Далеон бы захлебнулся, если бы видел в этот момент её лицо, а не призрака давно забытого прошлого.
* * *
Бледная улыбка.
Блеск кинжала.
Неразборчивый шепот.
И кровь.
Яркие красные пятна, брызги на лице и руках, багровая лужа под бездыханным телом в белом и тонком, как крылья бабочки, платье.
Далеон таращился на свои ладони, на полулежащую и почти неподвижную Люцию, и в ушах его нарастал гул, а к горлу подкатывала тошнота.
Он вспомнил тот день.
Понимал, что не мог. Не возможно это. Слишком маленьким принц был, новорожденным.
И всё же вспомнил.
Кассандра Террамор, его мать, убила себя у него на глазах. Над его люлькой.
И её горячая липкая кровь, оросила его щёки, грудь и ладошки, забрызгала люльку, подушку и накрахмаленное бельё. Железное зловоние проникло в нос, въелось под кожу, впиталось в подкорки.
Он всё это забыл.
Но сейчас… сейчас, когда ситуация едва не повторилась, когда он чуть не убил Люцию, давнее воспоминание вспыхнуло перед взором, боль и горечь вонзились в сердце, и Далеона замутило от самого себя.
Как он мог? Как он смел?..
Забыть? Сотворить такое?
Смерть это ужасно. Противно его нутру. Недопустимо.
Ни за что и никогда Далеон не станет убийцей.
В тот день он поклялся самому себе.
С того дня по ночам его начали мучать вещие кошмары.
Лекари выписали снотворные «леденцы».
А позже — принц запил.
* * *
Посреди поля у скрюченного ветвистого дерева с облетевшими узловатыми ветками стояла Люция. Ей снова снилось безрадостное прошлое, и только единение с природой помогало успокоиться.
Буйный ветер трепал её распущенные чёрные локоны и длинный подол белой ночной сорочки с рюшами.
Откуда-то с Юга, с чёрными тучами неслись грозные раскаты грома, будто Забытые Боги устроили на небесах сражение. До замка они долетали эхом, ещё слабым, но постепенно нарастающим, набирающим силу по мере приближения.
Остро и упоительно пахло озоном, влага оседала на коже холодной плёнкой, а воздух застыл в ожидании дождя.
Люция обожала такую погоду. Буйство стихии. Мурашки страха и восторга пробирающие до костей.
Это напоминало ей о родной степи. Кочевой жизни. И такими ерундовыми начинали казаться все её нынешние тревоги и проблемы, что девушку пробирал нервный смех.
Если подумать, все её треволнения и правда — ничто. Мирская суета сроком в
