Vanitas - Дарья Шварц
И благородным лэрам замка человечки нравятся больше террианок. Чего шестой принц решительно не понимал и не разделял.
До этой ночи.
Руки сами потянулись к манящим холмикам. Они только начали созревать, но уже идеально ложились в ладони, будто создавались специально для него, и эта мысль внезапно взбудоражила Далеона.
Он мотнул головой и решил, что потрогает всего разок, утолит любопытство (а сие, несомненно, лишь оно!) и успокоит грохочущее сердце. Но стоило ладоням сжаться, а с губ Люции сорваться сиплому стону, все зароки вышибло из мозгов.
Он снова стиснул грудь, перекатил между пальцев тёмные бусины, поймал судорожный девичий вздох, сам задрожал и перехватил её измученный затуманенный взор.
— Прекрати, — одними алыми губами произнесла девушка. Девочка. Подросток.
Сколько ей?
Вроде бы, пятнадцать.
Она младше Далеона, младше всей их компании. А уже такая… такая… Манящая.
Вот почему придворные лэры на банкетах в след ей пускают слюни, почему провожают сальными взглядами, почему их дамы и дочери негодуют. Почему Магнус с каждым годом всё пристальнее за ней следит.
Далеон захлебнулся воздухом от осознания. Во рту стало кисло, а желудок скрутило.
Он жутко разозлился.
Захотелось придушить девчонку на месте, а прежде — выколоть глаза всем тем высокородным уродам. Как они смеют глядеть на его-не-его собственность! Как эта недособственность смеет крутить перед ними задницей, а в его сторону вечно морщить нос, будто он последний отброс на планете!
Он бы убил её.
Духи свидетели — убил бы на месте сию секунду, если б сейчас она одарила его своим фирменным презрительным взором и дерзким словом. Оттолкнула. И принц не побоялся бы негласного запрета Магнуса и личного зарока.
Плевать! На всё плевать!
Но девчонка не рыпалась. Лишь быстро и шумно дышала, как испуганная газель в лапах льва, и глядела в глаза со смесью ужаса и ожидания.
И Далеон, не прерывая зрительного контакта, склонился над ней, коснулся холодным кончиком носа горячей бархатистой кожи, жадно втянул ненавистный запах и забрал в рот напряжённую горошину.
Люция выгнулась дугой и мучительно ахнула. Далеон зарычал, держа её в алчных объятьях, и окончательно погрузился в своё безумие.
Он целовал её жадно, зло, ненасытно, до красных пятен. Облизывал, кусал и мял с жестокостью, почти ненавистью, жгущей чресла и воспламеняющей кровь, точно хотел наказать её и себя. И не мог насытиться, напиться её плотью и запахом.
Эмоциями.
Девчонки было мало и одуряюще много. Он захлёбывался, задыхался, сходил с ума от обилия яростных чувств, но продолжал истязать её тело, пытаясь добиться отклика души. И не встречая его.
Исчез благородный принц Империи. Осталось только какое-то голодное животное, что дорвалось до желанной пищи.
Человечка рыпалась в его лапах, отталкивала плечи и голову, извивалась под ним змеёй и лепетала что-то с возмущением, чем лишь подогревала его гнев и желание.
— Подчинись, — пророкотал он.
Девушка замотала головой, жмурясь и хныча.
Далеон чуть отстранился и полюбовался тем, что сотворил. Люция лежала растрёпанная на цветочной подстилке, белые бутончики слега светились, и в их призрачном сиянии её кожа казалась совсем бледной. А потому отчётливее виднелись синяки засосов — ещё блеклые, но к утру станут ярче — спутанные черные кудри, пылающие щёки и блестящие от вина и ярости сапфировые очи.
— Продолжим? — спросил с самодовольной усмешкой.
— Ненавижу! — выдавила она свозь зубы. — Отпусти меня!
Принц скрипнул клыками и приподнялся.
— Нет уж. У нас уговор, помнишь? Я поймал тебя, победил, а значит, этой ночью буду делать с тобой всё, что захочу!
Он схватил её за колени, с силой развел ослабшие ноги, вклинился между ними и, скользнув коготками по нежной горячей коже, задрал юбку ей на талию. Люция взвизгнула и дёрнулась, но Далеон крепко сжал её молочно-белые бёдра, в коротких и тонких хлопковых панталонах, и прижал к себе.
Судорожный вздох сорвался с его губ, а вот Люция обмерла, застыла, как под заклинанием заморозки.
— Не надо, не трогай, — слабый шёпот.
— Умоляешь? — шестой выгнул бровь. Взгляды встретились. Молчание. — Не правильно умоляешь. Если хочешь чего-то — угоди мне. Используй свой острый язычок и ручки по назначению. Будь наконец послушной девочкой. Нежной, милой и ласковой. И быть может… — горячий шёпот у ушка, — твой принц на сегодня сжалится над тобой.
Уста потянулись к устам, но Люция упрямо поджала губы и отвернулась к лесу. Поцелуй клюнул щёку.
— Вот как? — у принца по скулам заходили желваки. — Что ж-ж-ж, — нервная кривая усмешка. — Сама напросилась. Только не визжи, а то остальные присоединятся к нам.
Он навалился на неё всем весом и запустил руку туда, куда ещё ни один мужчина её не запускал (о чём сказал стыд и ужас в распахнутых глазах), и это осознание распалило его. Люц всхлипнула, но быстро прикусила язык, помня об угрозе, и впилась ногтями в его плечи. Уперлась пятками в траву, но они скользили по росе и не помогали отстраниться.
Второй рукой принц ослабил завязки на своих штанах и коснулся изнывающей плоти.
Дыхание ускорилось, пульс зашумел в ушах. Взор заволокло томной поволокой, губы прижались к пульсирующей жилке на девичьей шее, и Далеон отпустил себя…
— Люция, Люц, — хрипло шептал он, лениво елозя губами по её подбородку, горлу и за ушком. И едва не мурлыча от удовольствия. Её кожа была солоновата на вкус, как нагретые на солнце речные камушки, а тело мягко в нужных местах, и податливо, как глина. И так идеально совпадало с его, словно принц — кусочек пазла, а она — та самая деталь. — Лююююц. Ну чего ты молчишь? Я же пощадил тебя. Не пошел до конца. И не пойду, — коварный смешок, — если не захочешь. А ты захочешь, да? Люц?
Молчание.
Он коснулся губами угловатого плеча. Холодного, но не мертвого. Однако такого же безучастного.
— Я не насильник, — нахмурился Далеон. Под его поцелуями тело согревалось. Ненадолго. Всё же конец лета, ночь, прохладный ветерок, да и роса дурацкая… — И это не насилие. Слышишь? Ты получила удовольствие.
Шестой замер, ожидая возмущения, но Люция осталась нема и равнодушна.
— Что ты молчишь?! — не выдержал. — Скажи хоть слово!
Встряхнул её за плечо, но девушка лежала безвольной куклой и вообще не реагировала. Бессмысленно таращилась во тьму чащи и с усилием, медленно дышала, словно сдерживалась от чего-то.
Но вот с ресниц сорвались капли и побежали по щекам прозрачными дорожками.
В груди защемило.
С невыносимой нежностью Далеон обнял ладонями её лицо и принялся слизывать слёзы. Такие странные для него, солёные и… вкусные. Люц подавила судорожный
