Милена Завойчинская - Оранжевый цвет радуги
— Просто тебе не стоило уходить одной. Там могло быть опасно! Я ведь говорил!
— Говорили, — кивнула я. — И да, как уже сказала, я увлеклась и отошла слишком далеко. Но точно так же и вернулась бы, если не досадная случайность. А вы… Когда вы нашли меня… Хоть бы поинтересовались, а как я себя чувствовала. Возможно, мне было плохо?
— Я спросил.
— Это называется — поинтересовались? — коротко рассмеялась я. — А вы хоть подумали о том, каково мне было среди этих древних покойников? Что я при этом чувствовала? Может, мне было страшно. Или вдруг у меня клаустрофобия. Или был страх, что меня никогда не найдут, или найдут, но слишком поздно, и я умру рядом с этими мертвецами. Возможно, я изнывала от жажды… Нет, вы просто спросили: цела ли я. Ну да, что еще могло интересовать? Не разбился ли ваш флакон с феромонами. Цел? Отлично! Наорать, показать, кто тут хозяин, унизить перед остальными и отправить подальше, чтоб глаза не мозолила и не мешала работать.
— Ты не права, я… — Акир стеганул хвостом по ногам, но замолчал, не договорив.
— Акир, я не знаю, что у вас в голове. Понятия не имею, о чем вы думаете и чего хотите. Я говорю то, что вижу. И даже, вспоминая ваши громкие фразы о том, что я якобы ваша жена, что вся галактика считает нас парой, и все такое… В этом мире нормально такое обращение с женой? Орать на нее при посторонних и командовать ею, словно она нашкодивший новобранец? Это — норма в ваших семейных отношениях? Вы хоть понимаете, как это выглядело со стороны? Что подумали обо мне ваши подчиненные и коллеги? Что я — пустое место. Предмет обстановки, с которым можно не считаться, если уж ее собственный муж с ней себя так ведет. А я не вещь, Акир. Я — живой человек. Пусть я не помню свою прошлую жизнь, пусть я потеряла память. Но я не лишилась чувств и эмоций, а вы относитесь ко мне как…
Я махнула рукой, не находя слов.
— Алеся, я не считаю тебя пустым местом, поверь. Просто… — Ниоки потер лоб рукой и нервно дернул ушами.
— Акир, я уже не знаю чему верить. Вы сначала ведете себя так, словно и правда хотите, чтобы между нами что-то возникло. И спустя мгновение грубо отталкиваете. Это, как поманить бродячую собаку сладкой косточкой. А когда она, дура доверчивая, поверит и подойдет поближе — пнуть ее, чтобы показать, кто тут сильнее и главнее. Но то — собака. Она, возможно, и рискнет подойти во второй раз. А я… Что бы вы обо мне ни думали, как бы сильно вас не бесил сам факт моего существования, как бы я вас не раздражала… Пусть я ничем не заслужила вашего уважения и любви, но я не вещь и не животное, чтобы так со мной обращаться.
К концу речи мне было так себя жалко, что голос начал дрожать, а в горле встал комок. Я с усилием его сглотнула и часто заморгала. Еще не хватало сейчас расплакаться от жалости к себе.
Акир с усилием потер лицо обеими ладонями. Судя по тому, как подрагивали кончики его пальцев, как вели себя уши — то прижимались к голове, то снова вставали торчком, как нервно бился хвост, мои слова не оставили его равнодушным.
— Девочка, мне безумно жаль, что ты так воспринимаешь и видишь все… со своей стороны. Я никогда не был силен в отношениях с женщинами, хотя бы потому, что старательно их избегал, — заговорил он, наконец. — И я явно не эталон галантности. Но вся беда в том, что ты для меня далеко не пустое место, не вещь и не… животное. Алеся…
Я молча смотрела на него. После того, как высказалась, мне определенно полегчало, так как все эти негативные мысли и эмоции разъедали душу изнутри.
— Да, когда оказалось, что ты моя кахэто, я был в бешенстве. Это было так некстати! Ты не представляешь, каково это — когда тебя ломает от запаха женщины. Когда ты не можешь работать, спать, есть… Когда все мысли только о том, где она сейчас? С кем разговаривает, с кем смеется? А вдруг, ей кто-то понравился, и пока ты тут, как дурак сходишь с ума, она уже вовсю флиртует с кем-нибудь? А что, если она выберет другого? И ты бродишь по коридорам, следуя за ее запахом, чтобы увидеть, проверить, убедиться, что все нормально… А женщина, от аромата которой буквально корежит, боится тебя и пытается спрятаться.
— Но я ведь не навязывалась и ни в чем не виновата!
— А я не виню тебя, малышка. Так уж сложилось… И я ведь не знал тебя тогда.
— Вы и сейчас меня не знаете, — не смогла я промолчать.
— Не знаю. Но хочу узнать, и пытался это делать. Уж как умел.
Акир вскочил и прошелся по каюте взад-вперед.
— И то, что я отправил тебя сюда, это не потому, что хотел тебя наказать. Просто… когда все вернулись к шаттлу, а тебя не оказалось, я стал пытаться связаться с тобой по коммуникатору. Звонил, звонил, звонил, а в ответ — тишина. И никто тебя не видел, и не знал, в каком направлении ты отправилась. Что я должен был думать? Не могу передать тебе, как я испугался за тебя. Мы столько времени тебя искали! Я пытался уловить твой запах, но среди зарослей растений и их ароматов, среди испарений и влажного воздуха, все следы давно затерялись. Мы случайно набрели на этот храм. Никто ведь и не думал, что ты умудришься зайти так далеко. Не заметь кто-то из ребят твою сумку, мы бы пошли дальше. И чудо, что твой Яшка остался снаружи и смог показать, на какой выступ ты нажала, чтобы открылась дверь. — Акир бросил быстрый взгляд на ящерку.
Яша, который все это время притворялся кроватной подушкой и тихо подслушивал, сразу же преисполнился собственной важности. Ну как же! Одно дело, когда любимая хозяйка хвалит, тискает и целует, и совсем другое, когда такое страшное начальство признает его заслуги. Яшка вскочил, быстро пробежался по койке туда-сюда, потом важно поклонился. Смотрелась кланяющаяся ящерка ужасно смешно, но у командора не появилось даже тени улыбки на губах.
— Ты молодец, Яша! — похвалил он моего маленького друга. — Из тебя вышел настоящий отважный астронавт. Ты уже дважды спас свою маленькую хозяйку.
Это Яшку сразило окончательно. Он картинно завалился на спину, раскинув лапки в стороны и вытянув хвостик. Артист!
— Алеся! — Акир повернулся ко мне. — Признаю твои обвинения, в том, что я был груб и… неправ. Но я тогда дико испугался. Не могу даже объяснить тебе как. Уж прости, но не умею я говорить красиво. Мог бы, уже давно вскружил бы тебе голову. — Он вздохнул. — И сюда я тебя отправил не под домашний арест, как ты, наверняка, решила. А чтобы спрятать, уберечь, сохранить… Глупо, наверное. Но в тот момент я вообще плохо соображал. Рядом с тобой сложно сохранять самообладание, а уж когда я думал, что навсегда потерял тебя, и с тобой случилось что-то непоправимое…
Командор снова прошелся, после чего подошел ко мне, сел на корточки, взял мои руки в свои ладони и заглянул в глаза.
