Янтарь и Лазурит - Чайный Лис
— А ты за свою не переживаешь как будто?
— Да у него жена кого хочешь убьёт, а вот я и дочерей, и мать боюсь одних отпускать. И служанки всегда стараются вдвоём ходить, а то останутся с бамбуком вместо глаза.
— Ой, не говори такие вещи за едой, лучше выпьем.
Значит, подобные убийства в этом городе уже случались не раз, но когда Сюаньму и остальные ходили и опрашивали людей, те ничего не рассказали о творившемся в Анджу. А за чаркой вина они узнали о том, что здесь уже и ранее втыкали жертвам бамбук вместо глаза, причём выбирали именно девушек. Более того — молодых.
Сюаньму перестал вслушиваться в диалог и поднял взгляд на генерала Ю — тот внимательно смотрел в его глаза, чуть склонив голову на бок. Чарку с вином он держал у рта и понемногу отпивал.
— Проследи за ними, — практически одними губами произнёс генерал Ю, но Сюаньму всё равно сумел расслышать едва доносившийся шёпот и непонимающе смотрел перед собой.
— Слушаюсь, — донёсся до него тихий писк.
Из рукава генерала на деревянную скамью спрыгнул мышонок Джик, откуда спустился на землю и устремился в сторону тех мужчин, где скрылся среди ножек столов.
Генерал Ю с улыбкой смотрел на монаха, но тот не сразу уловил смысл его слов.
«Можешь есть спокойно, монах Шуаньму», — дошло до него лишь через некоторое время.
Он смутился, но не подал виду, а потихоньку съел лежавшие у него овощи и также рис в отдельной пиале. Пока он жевал, думая о подслушанном разговоре и беспокоясь за нуну, генерал продолжал подкладывать ему еду, словно Сюаньму был ребёнком, а сидевший напротив человек — его… Сюаньму в первую очередь вспомнил о шифу, а затем задумался, что, наверное, так и матери заботились о детях, только своих родителей он не помнил. Ни лиц, ни имён. И также не знал, были ли у него братья и сёстры.
Он постарался выкинуть из головы ненужные мысли и продолжил есть.
— Вернулся аппетит? — улыбнулся генерал Ю.
— Эй, Рури!
Когда нуна окликнула его со спины, Сюаньму едва заметно вздрогнул, а каждая клеточка его тела наполнилась теплом. Не успел он обернуться, как девушка в тёмном плаще, быстрая как ветер, пролетела мимо него и уселась рядом на деревянную скамью.
— Вы чего пьёте средь бела дня! — возмутилась она, в то время как глаза её загорелись, пока нуна хватала всё подряд и отправляла себе в рот. Евнух Квон пришёл вместе с ней и неуверенно мялся на месте; в итоге принцесса дёрнула его за рукав и усадила рядом с собой под смех генерала.
Пока Сюаньму смотрел на неё, за её спиной он заметил юношу в свободных тёмно-синих одеждах — именно такую в Цзяожи носили монахи. Распущенные длинные волосы развевались на холодном ветру. Нуна проследила за его взглядом, склонила голову на бок и поинтересовалась:
— Твой друг?
У Сюаньму не было друзей, знакомых можно было пересчитать по пальцам, а тех, с кем пересекался пару раз, он быстро забывал. Своей семьёй всю осознанную жизнь он считал шифу и соучеников-монахов, с которыми они вместе жили и совершенствовались.
Поэтому он просто отрицательно покачал головой.
Юноша в синем обернулся к ним и, обратив внимание на Сюаньму, вытянул перед собой руки, сложил их в знак приветствия и произнёс:
— Брат по вере.
— Брат по вере.
Сюаньму повторил тот же жест и опустил голову, однако монах не спешил уходить. Наоборот, он подошёл к их столу и вновь подал голос:
— Монах Сюаньму, я не ошибся?
— Так вы всё-таки знакомы! — воскликнула нуна и обернулась. — А вас как зовут? Садитесь с нами.
— Этого скромного монаха зовут Чуньли, — вежливо ответил юноша и также чуть поклонился ей.
Его имя показалось Сюаньму смутно знакомым — должно быть, они пересекались где-то в Цзяожи, но близко никогда не общались. Если бы Чуньли учился у шифу, Сюаньму бы запомнил его.
Когда тот тоже уселся за стол, нуна представила всех остальных, а работник Весёлого двора принёс чистые пиалы и также ещё горячей еды. Сюаньму молча сидел и смотрел перед собой, не зная, надо ли о чём-то говорить или можно оставить всё как есть, поэтому нуна взяла инициативу в свои руки.
— Монах Чуньли, вы же тоже из Цзяожи? Как вам Сонгусыль, зачем пожаловали к нам?
Тот резко изменился в лице и как-то помрачнел. Жившие вдали от людей, монахи плохо скрывали свои эмоции.
— Что-то случилось? — нуна тоже почувствовала холодную энергию.
На некоторое время повисла тишина, которую не решался нарушать никто. Генерал Ю сделался серьёзным, с подозрением смотрел на монаха и молчал, евнух Квон и вовсе не находил себе места. Только голоса за чужими столами создавали шум, но даже они не могли снять повисшее здесь напряжение. Монах Чуньли вздохнул, опустил голову, но всё-таки заговорил:
— Скажу по дружбе с Сюаньму и из уважения к вашему покойному шифу. Неподалёку от Анджу этот скромный монах обнаружил ещё действующий храм проклятой лисы, который мы незамедлительно уничтожили.
На сей раз тишина провисела недолго.
— Какое право вы имеете? — с возмущением воскликнула нуна, но намеренно понизила голос — наверное, не хотела привлекать к их столу лишнее внимание. Её губы дрожали, а сердитый взгляд пытался испепелить монаха.
— Вас это не касается, дева Кон, — резко отрезал Чуньли. — У нас приказ ордена и разрешение короля Сонгусыля.
— Он прав, — подтвердил его слова генерал Ю.
Сюаньму заметил, как на словах «проклятой лисы» нуна выпустила когти, но заставила себя сдержаться, сжала руки в кулаки и спрятала их под столом. Он догадывался, что храмы имели для неё особое значение, и хотел поддержать её.
— Монах Чуньли, зачем вообще разрушать какие-то храмы?
— Ох, монах Сюаньму, вы не знаете, ваш шифу не занимался этим… — Чуньли вдруг смягчился и более тёплым взглядом посмотрел на Сюаньму, затем заговорил тише. — Твари Хунсюя разбежались по миру, они убивают невинных людей и укрываются в этих проклятых храмах, а также питаются их энергией.
Твари Хунсюя? Неужели Чуньли говорил об аккымах?
— Храмы Чигусы защищали вас, неблагодарные люди! — прикрикнула нуна возмущённым шёпотом. — Они отгоняли всю нечисть, пока вы их не уничтожили!
— Дева Кон, — Чуньли холодно и серьёзно смотрел на неё, — не лезьте в это, если дорога жизнь. Вы не знаете, о чём говорите.
Каждое его слово лишь сильнее злило нуну, если не вызывало гнев. Сюаньму тоже было не по себе, но он не знал, что говорить и как помочь. Он мог защищать в бою, сражаться, строить
