Мой бывший пациент - Анна Григорьевна Владимирова
— Думаешь, покушение на тебя — его рук дело.
— Жирный мотив, — усмехнулся я.
— Да уж…
— У моего хобби нет легального покровителя, Давид Глебович. Если ты хочешь меня за что-то подтащить, как и обычно…
— Нет, не как обычно. Обстоятельства изменились — ты едва выжил и больше не угрожаешь Игорю.
— Я никогда не угрожал Игорю, — процедил.
— Я неправильно выразился.
— Ты тоже думаешь, что я решил загрести жар чужими руками и натравил на него сумасшедшую ординаторшу? — сузил я зло глаза. — Да иди ты!
— Стас, ты вставлял мне палки в колеса, пока я вытаскивал Игоря из газовой камеры за убийство пациента! — Ему надоело терпеть мои нападки. — Ты сознательно не давал мне его спасти тогда!
— Он виновен в смерти моей матери! Он убил собственноручно мужа пациентки! Я вмешивался абсолютно легально, а не исподтишка! Стрельба в Игоря — не моих рук дело!
— Что тут у вас происходит?! — вдруг ворвалась в двери белокурая ведьма, стягивая находу куртку. — Приборы шкалят!
— Привет, Ива, — хмуро глянул на ведьму Горький. — Беседуем.
— Ты должен был у меня спросить, можно ли с ним вообще беседовать! — вызверилась она неожиданно.
А хорошенькая она в гневе. И имя у нее интересное какое — Ива. И не та, которая плакучая, а та, которая розгами так отходит, что на задницу не сядешь неделю. Я восхищенно оскалился невпопад, любуясь сценкой и, что уж там, Ивой. Горький даже сдал под ее взглядом. Поднялся пришибленно, пока она, игнорируя его, пристроила стетоскоп на моей груди.
«Вали давай», — красноречиво сообщил ему довольным взглядом.
Горький вышел, а я заметно сдулся, проваливаясь в подушку.
— Плохо? — тихо поинтересовалась она.
— Значит, ты — Ива.
— Слабость чувствуешь?
— Да, — нехотя признался я, развлекаясь изучением ее лица. — Сколько тебе лет?
— Решишь, нужно ли спросить у меня отчество?
— Я не буду называть тебя по отчеству. Почему ты не сказала, что меня охраняют?
— Ну, ты же считаешь, что этой охраны недостаточно.
— Ты проницательна.
— Конечно. Таким нарциссам как ты всегда кажется, что они — особые персоны, которых все недооценивают.
— Тебя давно пороли? — сузил я недобро глаза.
Сердце на мониторе угрожающе набрало обороты.
— Ты еще и садист. — Она потянулась к ящику с медикаментами и принялась расколупывать ампулы.
— Ты себе глупые диагнозы позволяешь ставить только в терапии или и оперируешь также хреново?
— Ты обиделся на «садиста»? — усмехнулась Ива. — Не думала, что ты такой чувствительный…
— Что ты собралась мне колоть? — насторожился я.
— Успокоительное и адреноблокатор, — сосредоточенно сообщила она. — Ты не соблюдаешь спокойствие.
— Успокоишься тут с вами, — прорычал я.
— Я помогу. — Ива прыснула из шприца и направилась ко мне. — Руку давай.
— Кто еще тут садист! — процедил я, терпя инъекцию.
— Отдыхай, — заботливо прижала она место укола салфеткой.
— А ты когда отдохнешь? — поинтересовался, когда она направилась к креслу у стены, чтобы забрать куртку.
— Из нас двоих врач — я.
— Возвращайся быстрее, Ива, — прожег я ее взглядом, когда она обернулась от двери.
Бесила. Все тут бесило. И главное — мне с какого-то черта впервые захотелось доказать, что я — не такой, каким кажусь на первый взгляд. У хороших парней шансы на выживание больше, наверное. А мне все больше хотелось жить.
Я вернулся к плану дозвониться до своей своры и набрал самого старшего, которому доверял присмотр за остальными. Семён попал ко мне, страдая глубокой зависимостью. Стоило больших трудов вытащить его из того состояния, в котором он находился. Даже не знаю, чего я за него так уцепился… Но теперь он платил преданностью, и меня это устраивало. Сегодня моя большая орава жила в доме на окраине одного из поселков. Те, кого не удалось пристроить. С местными они были в ладах — часто нанимались в помощь, работали на совесть и не дебоширили. В основном никто из пацанов не хотел к прежней жизни и все они зубами цеплялись за возможность жить нормально. Но и без проблем, само собой, не обходилось. Наверное, я вымотался спасать кого-то постоянно. Но не мог остановиться.
Сёма ответил сразу.
— Тихо! Это Стас! — раздалось сначала в трубке. — Да, Стас.
На заднем фоне воцарилась тишина. Я знал, что Семен пугал мной временами ребят, но что было делать? Воспитание молодняка держится на страхе и уважении.
— Как обстановка? — постарался поинтересоваться я твердым голосом.
— Все, в общем, нормально, но тут Карен что-то жалуется…
Карен поступил в стаю недавно. Замкнутый мальчишка шестнадцати лет не привык жаловаться, и это давно стало проблемой. То он температуру на ногах перенес, то рану прятал. И, хотя оборотни в целом, живучи, все это добавляло проблем. Но то, что Карен жалуется, я слышал впервые.
— Что с ним? — напрягся я.
— Он то отключается, то жалуется на спину и ноги поджимает. С кровати не вставал сегодня. Еще он, кажется, горит. Ну, жар, в смысле у него.
— Я сейчас наберу участкового, чтобы привез врача вам, — нахмурился я. — Как в остальном?
— Нормально.
— Если у Карена жар, дай ему обезбол.
— Хорошо. Ты скоро приедешь? У нас продукты кончаются.
— Закажи. Привезут все.
— Хорошо.
— Давай. Буду звонить участковому.
Только участковый все не брал трубку, сколько я ни бился с дозвоном. Наш местный врач ответил, только порадовать меня тоже не смог — он уехал в другой поселок на срочный вызов. А тем временем Сёма написал, что Карену совсем плохо…
***
— Ну вот что ты мне усугубляешь состояние пациента? — хмуро вопросила я Горького, ожидавшего в коридоре. Давид глянул на меня исподлобья и взгляд
