Мой бывший пациент - Анна Григорьевна Владимирова
— Я позову престарелую сестричку, — уперся я. — А если скучно — попрошу позвать тебя.
И зачем-то скосил взгляд на ее задницу под халатом, когда она развернулась к двери.
Глава 2
Я собралась и выбежала из больницы так, будто за мной черт гнался. Понимала, что нужно успокоиться, но не выходило. А хуже всего — сердце младшего Князева разгонялось не от того, что нервничал он! Такому матерому волчаре наши перепалки никогда бы не пошатнули ни одного нерва.
Я продолжала его убивать. Медленно. И неизвестно, успеет ли восстановится его сердце прежде, чем не выдержит моего чувства вины. Пришлось принять успокоительного и добавить адреноблокатор, чтобы дать нам обоим передышку. А мне — время все выяснить.
У палаты Стаса дежурила охрана больницы и те, кого выставил следственный отдел. Князев вызвал следователей сразу, но те пока что колупались на территории больницы и за ее пределами, хоть и предупредили, что будут приглашать врачей на беседу. Но Стаса я не стала ставить в известность, чтобы не закатывал глаза. В то, что на такую занозу в заднице могли покуситься, я ни капли не сомневалась. Похоже, его послужной список лишь начинается тем, что он сволочь и плохой брат. Стоило выяснить о нем больше, чтобы понять, кому именно я отдала свое сердце.
Но сначала следует разобраться с тем, что именно я натворила с этим заклятьем.
Лужи захлюпали под ботинками, зачавкали мокрым снегом. Перед глазами все смазалось в серую бетонную массу. Я не стала садиться за руль. Машину в центре не бросить даже с ведьминскими способностями. Там даже дорожные камни не гарантировали возможность проехать. Теперь, вжатая в стенку троллейбуса, я смотрела на то, как распластанные по стеклу снежинки неминуемо обращаются в капли и стекают вниз, оканчивая свой бесславный путь где-то в грязном резиновом желобе.
Как я до этого дошла? Сейчас следователи начнут разнюхивать произошедшее, а если подключится Горький, то мне не уйти от ответственности. Уж он точно размотает, что это я стояла в тени здания и стреляла в Князева-младшего. Может, прийти с поличным?
Нет. Я замела следы отлично…
Стало тошно. Будто и правда профи-киллер.
Картинка перед глазами погрузилась в темноту, и я не сразу поняла, что спрятала лицо в ладонях.
Нельзя признаваться. Игорь плохо переносит чувство вины. А в том, что я такая идиотка, он не виноват. Вот же Князев-младший позлорадствует, когда узнает, что не его враги уложили его в холодную лужу с пулевым на пару сантиметров от сердца…
— Девушка, вам плохо? — поинтересовался кто-то позади.
— Нет, — покачала я головой и оттолкнулась от стекла. — Пропустите, пожалуйста…
На улице начал трезвонить мобильный. Привезли новых пациентов, и привычная круговерть решений помогла мне донести ноги до Исследовательского центра без нового витка самоуничижения. Только когда вдруг на экране мобильного высветился номер Горького, ноги подкосились. Я тяжело сглотнула и прижалась к стенке коридора перед проходной.
— Давид?
— Ива, привет.
— Привет, — хрипло каркнула я.
— До меня тут докатилось дело о покушении на Стаса Князева.
— Да. Я так и думала, что ты узнаешь…
— А почему ты не сказала?
— Не было времени. Он то умирает, то снова восстает. Тяжелая вышла ночь.
— Понятно. А прогнозы?
Если бы я знала. Только в груди вдруг все сжалось до визга, застрявшего в горле. Пришло осознание, что я не вывезу сама. Захотелось признаться во всем Давиду и сдаться на милость. Собиралась же нести ответственность…
— Пока сложно говорить, — выдавила кое-как.
— Ива, что с тобой? — насторожился Давид.
— Устала. Очень… — просипела я.
— Может, увидимся? Беспокоишь…
— Князев уже взял меня в оборот. — Я кое- как отлепилась от стенки и прошла в сторону проходной. — Так что я под присмотром. Назначил капельницы…
— Мне все равно ехать к вам. Хочу тебя увидеть.
— Ладно…
В аудитории оказалось пусто, и я, звонко постучав в дверной косяк костяшками пальцев, привлекла внимание преподавателя, сидевшего у стола.
— Карл Алексеевич…
— Ива, — поднял он взгляд от бумаг, — проходи.
Мой преподаватель по вспомогательным манипуляциям, как мы называли использование способностей, профессор Карл Алексеевич Видальский был ведьмаком в летах. Я написала ему утром, и он, к счастью, нашел время со мной увидеться. Мы встречались регулярно. Я любила собирать для профессора интересные случаи и обсуждать их за чашкой чая в тишине стен института. Область вспомогательных манипуляций постоянно развивалась и совершенствовалась благодаря сотрудничеству с практикующими врачами. Карл Алексеевич давно не практиковал, но занимался историей заклятий и собирал техники заклинаний, изучая древние записи и расшифровывая старинные дневники.
Собственно, то, что я сделала со Стасом — недоказанное по эффективности заклятье, нерекомендованное к применению и находившееся на стадии разработки и изучения. Оставалось только убедить старика, что я не всадила это заклятье в умиравшего, а просто заскучала настолько, что решилась на изучение. Дерьмовая идея, конечно, но выхода не было.
— Ты будешь как обычно черный с бергамотом? Или покрепче?
— Покрепче, — улыбнулась я вымученно, чувствуя прилив усталости. Бессонная ночь давала о себе знать. — Можно кофе с коньяком. У меня сегодня выходной.
— Что, нет перерыва у полевых бойцов? — крутанул он колеса инвалидного кресла и направился к дверям сбоку.
— Не предвидится. — Я поплелась я следом.
В небольшой комнате все было завалено книгами, и только стол у окна еще держал место для электрического чайника и подноса с чашками. У каждого посетителя чашка была своя.
— Ты не надумала преподавать? — Профессор потянулся за белой фарфоровой чашкой в дальнем углу подноса.
Давно меня не было.
— Не знаю, — пожала я плечами, освобождая стул от книг.
— Может, позже?
— Да, наверное.
— Так что случилось?
Я поставила стул и стянула куртку.
— Пациент был один. В общем, я вдруг вспомнила ту энергетическую манипуляцию, когда целое сердце является проводником для поврежденного. Помните? Мы много с вами его изучали…
— Да-да, помню, — прищурился он пытливо. — Ты его использовала?
— Нет, — мотнула я головой. — Я даже не помню правил его наложения. Вопрос не в этом…
— Пациент тебе дорог.
— Да, — кивнула я, усаживаясь. — Был.
— Соболезную. Понятно, почему ты
