Очень древнее Зло - Екатерина Лесина
Просто так.
Чтобы раздражение унять. И… и сидит тут, смотрит черными глазами.
— Сила просыпается, — сказала она, жмурясь. — Если ты не справишься, мы все умрем.
— Да слышала я уже! — я справилась.
В этот раз.
И… и сама пошла. Туда. К площади. Зацокали копыта, подсказывая, что Теттенике двинулась следом. За нею, думать нечего, потянулись Легионеры, которые тоже несказанно раздражали.
Глубже дышим.
Представляем что-то хорошее… приятное… свадьбу, например. Себя… в белом платье. Или тут не белое?
— Слушай, — молчание давило на нервы, и я заговорила первой. — А невесты какое платье надевают? Белое?
— Белое? — удивилась Теттенике. — Белый для мертвецов. Невесту же наряжают красиво.
Она вздохнула.
— Когда я родилась, отец подарил ожерелье из солнечных камней. Когда мне исполнился год — серьги и браслеты. На два…
Я своего отца не знала. И стало вдруг обидно, а за обидой всколыхнулось подавленное было раздражение. Конечно, она ведь дочь кагана. Жила себе, ни в чем отказа не зная. И голодать ей не пришлось, и мерзнуть. И… и терпеть наглую соседку, которая почти не стесняясь таскала из моей тумбочки косметику. А на претензии только фыркала. Она приходилась комендантше родственницей, а потому была уверена, что ничего-то я ей не сделаю.
И ведь права была.
Права.
— Так принято. Это приданое. Девушка не может уйти в чужой дом с пустыми руками. После я уже сама вышивала и ткала, и шила тоже. Отец купил трех умелых рабынь в помощь.
Злиться смысла нет.
Да и не моя это злость. Просто… просто накатывает. Мне мать и одежду-то покупала нехотя, обычно перебивалась тем, что знакомые отдавали.
Плевать.
Это было. И прошло.
— Когда приходит срок, то дева ночь не спит, молится Матери Степей. На рассвете её омывают кобыльим молоком и росой, собранной с трав. Волосы расчесывают и заплетают в семь кос. Надевают рубаху алую, потом золотую. И платье тоже нижнее золотом шито.
Она едва слышно вздохнула.
А я подумала, что вряд ли там живут столь богато, чтобы все могли позволить золотые платья. Ладно, дочь кагана, но остальные-то как?
— Семь должно быть. Рубашек и платьев. И шуба. А лучше две или три, чтоб все видели, что невеста богата.
А еще здорова, потому как, не знаю, чего там с климатом, но даже посеред зимы три шубы — это не для слабонервных. То есть, слабых здоровьем.
— Отец садит её на кобылицу. Хорошую. Её невеста заберет в новый дом. И еще лошадей, каких за ней дадут. Тут уж отец сам с женихом оговаривает. А тот отдариться должен. И чем больше за невестою дают, тем богаче ответные дары.
Логично, наверное.
Или нет.
Но злость уходит. Недалеко, нет. Я чувствую её, острую, горькую, под кожей. И то, что готова вспыхнуть… я себе представляла свадьбу. Наверное, каждая девочка хоть раз в жизни да представляет свою свадьбу. Самое смешное, что фигура жениха была абсолютной абстракцией, кто-то средний между Кеном, которым владела наша соседка, и маминым любимым певцом.
— Обычно дарят золото, и оно становится залогом того, что, если случится так, что… редко, но я слышала, бывает… возвращается жена в родительский шатер. И живет. За выкуп. Коль богатый, то хорошо живет…
А если бедный, то не очень.
У меня вот платье было бы белым. И кружевным. Пышным, как у принцессы. А еще непременно фата в три слоя. Теперь-то я не понимаю, зачем такая, но девочкой-подростком хотела именно её.
И до земли.
Шлейф.
Цветы.
Розовые лепестки… почему-то представились ровные шеренги Легионеров, мрачно-торжественных в черном своем доспехе, но с плетеными корзинками в руках.
Корзинками, полными розовых лепестков.
— Потом молитва. И еще благословения просят, чтобы все видели, что родители согласны.
— Чьи?
— И жениха, и невесты. Правда, невесту еще умыкнуть можно, но тогда благословение должна ахху дать, а они… — Теттенике придержала коня. — Я думала раньше, что они… ну… они такие… благословленные. А теперь и не знаю.
Я кивнула.
Бывает.
А дорога сделала очередной поворот, и мы оказались перед площадью. Перед огромной, мать его, площадью, вымощенной белым камнем.
— Как красиво…
— Охренительно просто, — отозвалась я, чувствуя острое желание убраться от этой красоты подальше. Нервировала меня этакая белизна. Как будто… будто каменное озеро.
…на Байкал я только мечтала поехать.
Но это время.
И деньги.
И ни того, ни другого у меня не было. Но… но почему-то я представляла его себе таким. Необъятным. И чтобы дальний берег терялся в тумане. И дома — чем не горы, пусть даже из белого камня.
Солнце.
Шелест… не шелест — шепот.
— Демон… — выдохнул кто-то в самое ухо. И зачастил, повторяя. — Демон, демон, демон… демон!
Я закрыла уши ладонями.
— Нам… тут… мы не заблудимся? — Теттенике свесилась с конской спины. — Эй, ты как?
Они шепчут, склоняя это слово на все лады. С восторгом. И ненавистью. С ожиданием… чего? Кто это вовсе?
Ветер коснулся волос, и я почувствовала, как они загораются. А огонь перетек на руки. И…
— Не заблудимся, — выдохнула я искры, что заплясали в воздухе. — Нам… туда…
Туман расступился, словно повинуясь моему приказу, и я увидела, что площадь, конечно, велика, но вовсе не так необъятна, как представлялось прежде.
Белое на белом.
Белым по белому. Дорога сама ложится под ноги. И ступать-то на нее не хочется. И… возможно, если по краю, то можно площадь обойти. Но сколько времени это займет?
Впереди что-то блеснуло.
— Может… ты опять посмотришь? — предположила Теттенике, скатившись с конской спины. — А то как-то тут… не знаю… если дракон прилетит, то и спрятаться негде.
Я поежилась. Почему-то сейчас прилет дракона не казался такой уж серьезной проблемой. Не знаю, что с этой площадью не так, но…
Крылья распахнулись за спиной.
И шепот, замолкший было, вспыхнул с новой силой.
…демон, демон… демон!
Знаю, чтоб вас.
И вообще, наполовину только.
Взмах. Воздух густой, и крылья в нем вязнут. И взлетать тяжелее, чем раньше. Или это мне лишь кажется? Но я стараюсь. Еще взмах… туман клубится. Надо же, а я его и не заметила. Там. А сверху виден. Именно он и создает узоры.
Он живой.
Он перетекает, заставляя площадь оживать. И теперь уже не озеро, но ковер, удивительный каменный ковер, покрытый туманными узорами. А там, где-то впереди, из тумана вздымаются огромные статуи. В руках они держат мечи и щиты. Щиты покрыты металлом, и тот отражает свет.
А уже за ними и дорога.
И…
