Очень древнее Зло - Екатерина Лесина
И подумал, что врать у жреца-инспектора тоже получалось куда как лучше.
А улица вдруг закончилась. Солнце плеснуло светом, а тот, отразившись от серебра, заставил зажмуриться. И Артан вскинул руку, защищаясь.
— Твою же ж… — сказал брат Янош душевно. — Красота-то какая…
Умели строить.
Раньше.
Ричард остановился. Да и не он один. Застыл Легион. И тяжкий вздох Командора был полон печали. По Империи ли? Или по этому городу? По площади, что легла на пути их.
Огромная.
Замок бы встал.
Он и виднелся, не замок, а храм ли, дворец ли, но уже близко. Вон там, за хрупкой белокаменной пеной мостов, что опирались на узорчатые крыши. За стенами.
За мрачною шеренгой статуй, что издали казались одинаковыми. Беломраморные гиганты опирались на мечи. И щиты на руках их были отделаны серебром. Ему бы почернеть за столетия, ведь магия магией, а погода погодой, но щиты сияли все так же ярко.
— Императорская дорога начинается там, — указал Лассар, оглядываясь. — Но здесь держаться лучше рядом… место своеобразное.
Он оглянулся.
И Ричард тоже.
Поморщился.
Слишком много людей. Растянулись по улице живой змеею. И ведь опасно так. А они будто забыли о том, где находятся. Идут. Глядят. Разговаривают.
Проклятье.
Отправить бы их всех обратно. Да не отправятся. Как бы только хуже не вышло. Хотя… куда уж хуже. Над площадью воздух дрожит, то ли от жара, раскалившего и белый камень, то ли сам по себе, готовый обратиться новой тварью.
Пахнет…
Пылью. Цветами. Розами. Матушка любила розы. И в саду они росли. Ричард помнит. Огромные кусты, которые к лету покрывались крупными бутонами. Алые. Белые. И когда солнце припекало, воздух наполнялся вот таким же сладким дурманящим ароматом.
Нет.
Здесь розам взяться неоткуда.
Дым.
Туман. Газ? Или очередное проклятое создание, желающее заглянуть в душу Ричарда? Ничего-то там, в душе почти и не осталось.
Тоска только…
— Это не она, — сказал кто-то, вырывая из мыслей.
Степняк.
Крупный. Хмурый. И со шрамом. Шрамы украшают мужчину? Если так, то степняк определенно красив.
— Кто?
— Женщина. Другая. Она выглядит, как Теттенике. Она говорит её голосом. Она смотрит её глазами. Но это не она, — степняк почему-то глядел на туман. И говорил-то будто в сторону, тихо, но так, что Ричард услышал. — Она даже запах украла.
— Но тогда отчего вы уверены, что это не она?
— Не знаю, — честно ответили Ричарду. — Но это не она… однажды мне рассказали историю о древней старухе, которая ходила по степи. От стойбища к стойбищу. Она просила воды и кусок лепешки, и многие делились. Тогда-то благодарила она и уходила дальше. Но однажды встретилась ей девица красоты невиданной. Была то Айшан, дочь великого воина. Славен был её отец и богат. И многие желали бы взять Айшан в жены.
Вот самое время слушать сказку.
С другой стороны, если слушать, то память заткнется, не вывалит на Ричарда очередной полупереваренный кусок из образов и запахов.
И розы…
Розами определенно пахло.
— Знала то Айшан и возгордилась сильно. Надела на пальцы золотые перстни, нацепила на шею ожерелья многие, а руки украсила браслетами. И увидав уродливую старуху, закричала, чтоб не смела та подходить близко. А после вовсе велела рабам гнать старуху прочь, чтобы видом своим та не оскорбляла прекрасную деву.
К чему все это?
…матушка сидит на траве, окруженная дамами. И кто-то рассказывает… сказку? Наверняка. Ричард мал. Он любит сказки. А матушка гладит тяжелый бутон розы, она задумчива и, кажется, вовсе не видит никого. Ричарда тоже.
А ему обидно.
— Ушла старуха. Но тем же вечером взяла Айшан серебряное зеркало, подаренное каганом, который заслышал о красоте девы и пожелал привести её в свой шатер. Взяла. Поднесла. И увидала там старуху столь отвратительную, что не сдержала крик. Так и нашли её в шатре… старуху в одеждах прекрасной девы. А после в степях и деву, что сидела и плакала, и говорила всем, что её зовут Айшан, и что украла её злая ведьма.
— И чем все закончилось?
— Каган глядел на обоих. И велел поднести в дар Матери Степей. Она точно разберется, — степняк прищурился. — Я вижу свою матушку, но она давно умерла. Стало быть, это обман.
Руки легли на клинок.
— Так уж случилось, что род Чангай многие годы был проклят. Наверное… в этом есть свои преимущества. И я слышу, как тянет от этой женщины ложью.
— А её брат…
— Видит то, что желает видеть. Её нельзя убивать, — клинок свистнул, рассекая воздух, и степняк кивнул себе. — Пока нельзя. Если она здесь, то ей что-то надо. Если она забрала чужое лицо, она знает, где та, кому это лицо принадлежит.
И приведет?
Или нет?
Или это не имеет значения?
…смотри, Ричард. Внимательно смотри, — матушка шепчет на ухо, и дыхание её горячо. Это дыхание обжигает шею. Холодные пальцы давят на плечи, толкая к зеркалу, в котором колыхается чернота. — Не бойся, дорогой… ничего не бойся. Просто смотри.
И чернота расступается.
Он видит… площадь, укрытую легкой дымкой тумана. Белые камни. Белые стены. Белые статуи, которые возвышаются над домами.
Серебро щитов.
И суровые лица воинов.
— Что ты видишь? — матушкины руки причиняют боль. — Ну же, Ричард?! Что ты видишь?
— Ничего, — он заставляет себя отвернуться. — Ничего!
И вывернувшись из её рук, убегает.
— Врешь! Ты должен увидеть! Должен! Её крик летит в спину. И подгоняет.
Ричард задыхается от бега. И прячется. В старой башне. В древней башне. Под самой крышей. Крыша давно прохудилась, и в башне сыро. Даже летом. На камнях проступает вода, словно слезы, но это ничего.
Главное, матушка почему-то никогда не искала его там.
Не могла?
Снова морок. Нельзя верить. Воспоминания? А действительно ли это воспоминания? Тварей множество, и среди них найдутся те, что с радостью внушат Ричарду что угодно. Он ведь слабый.
Слабый… слабый.
— Нет, — это он произносит вслух. И возвращается.
На площадь.
Сколько времени прошло? Немного. Ничего не изменилось по сути… та же давящая белизна, в которой однако нет ничего от чистоты. Солнце.
Туман.
Или дым. Он едва-едва поднимается над камнем, словно сочится из него. И тает, не добравшись до края площади.
— Обойти можно?
Туман не выглядит опасным. Но… Ричард чувствует его жадное ожидание. Готовность принять людей. Провести… куда?
Для чего?
— Можно… — Лассар задумчив, и в голосе его слышится сомнение. — Но выйдет дольше.
Туман вздыхает.
И прижимается к камням.
— Прямо, — рядом встает посол Ладхема. — В конце концов, кто знает, что скрывается на других улицах. — Стоит рискнуть…
Стоит ли?
И
