Аромагия. Книга 2 - Анна Орлова
Впрочем, какая теперь разница…
– Альг-исса, ты сможешь перевезти нас с Валерианом на материк? – Губы едва шевелились, а в голове царила ледяная пустыня. Я с некоторым трудом села, опираясь на дрожащие руки.
– Да легко! – Альг-исса слегка оживилась. – Ай, только что скажут драконы?
– Драконы?! – взвилась я, чувствуя, что готова покусать всех ледяных без исключения. И повторила громче: – Да какое мне дело до твоих драконов? Я лечила их детей, а они убили его! Слышишь, убили! Я же его…
Я не договорила, потому что в коротком слове «люблю» больше не было смысла.
И зарыдала. Тяжело, некрасиво, прижимая ко рту тыльную сторону ладони.
Альг-исса молча придерживала меня за плечи.
– Мам, не плачь! – просил Валериан, сам едва сдерживая слезы. – Мам, ну прекрати!
– Иди, собирайся, – проговорила я сквозь всхлипы. – Мы уезжаем.
– Куда? – подозрительно осведомился сын.
– В Мидгард! – ответила я, решительно вытирая щеки. У меня еще будет время его оплакать…
Зимой по замерзшему морю на северо-востоке острова можно было передвигаться пешком. Или, что куда удобнее, верхом. Хельги, резвясь, скакал по прочному льду, Альг-исса пела вполголоса (надо думать, понижая голос в знак траура), а я прижимала к себе сына.
И не оглядывалась, хотя безбрежные снега сверкали ярче праздничной иллюминации.
Лед больше не казался мне красивым. Он был мертвым.
Я рвалась в Мидгард, как раненый зверь рвется в нору. Там я смогу зализать раны, хотя сердце мое осталось в вечных льдах Хельхейма, похороненное вместе с Фиалкой и Петтером.
«Уртехюс», дом, муж, друзья, положение в обществе… Я лишилась всего.
Теперь все, что у меня есть, – сын. Главный мужчина в моей жизни…
Глава 6. Мидгард
Три года спустя
Ясным апрельским утром за завтраком собралась вся семья. Точнее, те ее представители, кто сейчас был дома: я, Валериан, бабушка и дедушка.
Через громадные, до пола, окна лился солнечный свет. Травяная зелень обстановки с розовато-абрикосовыми штрихами, а также витающий вокруг аромат миндаля, полыни, листьев фиалки и гальбанума – острый, яркий, изумрудный – создавали весьма эффектный фон для семейной ссоры.
– Мам, ну почему? – басил Валериан, угрюмо глядя в тарелку. – Я решил, кем буду! Не хочу я всю жизнь копаться в твоих дурацких травках!
Я методично кромсала омлет, бабушка и дедушка не вмешивались, предоставляя мне увещевать сына.
– Ты еще слишком мал, – негромко пояснила я, отправляя в рот кусочек. И тут же поняла, что это был ошибочный ход.
– Мал?! – взвился Валериан, хлопая по столу так, что подпрыгнула посуда, а лакей испуганно вздрогнул и вжал голову в плечи. – Мама, мне уже шестнадцать!
Я вздохнула, понимая, что сейчас не время говорить, что шестнадцать – это совсем немного.
Сейчас Валериан до боли напоминал своего отца – и характером, и упрямым взглядом чуть выпуклых голубых глаз. Впрочем, неудивительно. Раньше мне нужно было думать, за кого выходить замуж!
– Объясни, с чего ты решил, что господин Утесов примет тебя с распростертыми объятиями? – поинтересовалась я, откладывая приборы. Все равно аппетита у меня не было.
Я поправила на коленях белоснежную салфетку, прикрывающую черный креп платья. Я все еще носила глубокий траур, хотя считалась вдовой уже три года и вполне могла надевать фиолетовое, темно-синее или серое.
Моя версия гибели мужа звучала как: «Погиб во время беспорядков». По счастью, для соседей заговор в Хельхейме казался чем-то настолько далеким и неинтересным, что меня почти не расспрашивали. К тому же я виртуозно научилась в нужный момент извлекать платочек и прикладывать к глазам, изображая скорбь.
– Вот, здесь написано! – Сын извлек из кармана аккуратно сложенный (и надо думать, бережно хранимый) листок, оказавшийся газетной вырезкой. – Господин Утесов, знаменитый авиатор, объявляет о наборе на обучение летчиков…
У меня вырвался тяжелый вздох. Господин Утесов, прославившийся своим сенсационным перелетом через пролив между Мидгардом и Ванахеймом, был кумиром Валериана. Мальчишка вбил себе в голову, что должен любой ценой стать пилотом, и теперь настырно добивался желаемого.
Надо думать, давнишние полеты на драконе произвели на него неизгладимое впечатление.
– Полагаю, господин Утесов имел в виду взрослых, – заметила я ровно.
– И я – взрослый! – парировал сын, встряхнув рыжей челкой. С полгода назад он заявил, что будет отращивать волосы – видите ли, ему так больше нравилось, – и теперь мучился с отрастающими лохмами.
Куда подевался мой маленький мальчик – ласковый, внимательный и послушный? Впрочем, я сама во многом виновата. С моего молчаливого попустительства бабушка с дедушкой баловали внука, который так рано лишился и отца, и родного дома. А теперь я пожинала плоды такого воспитания.
– Валериан, я не разрешаю, и закончим на этом! – потеряв терпение, заявила я и сменила тему. – Бабушка, ты уверена, что сандал от господина Асвида подойдет для духов?
– Ты права, он слишком… – бабушка помолчала, подбирая правильное слово. Несмотря на ранний час, ее прическа была уложена идеально, а лицо подкрашено столь искусно, что следы косметики мог разглядеть лишь очень опытный глаз. – Слишком солирует! У этого образца солоноватая первая нота, зато потом появляется излишняя сладость, до приторности. Откуда это у сандала?..
– С меня – хватит! Не хочу я слушать о травках, настойках и прочей лабуде! – Валериан вскочил и бросился из-за стола. Остановился на пороге и, обернувшись, бросил упрямо: – Я буду летчиком! И если придется – убегу из дома, так и знайте!
И хлопнул дверью.
Боги, как же он походил на Ингольва!
– Еще кофе, госпожа? – почтительно предложил лакей.
– Нет, благодарю вас, Андрей, – рассеянно ответила бабушка, задумчиво мешая ложечкой в чашке.
Несколько минут мы молчали.
– Мирра, может, стоит уступить? – вдруг предложил дедушка, который до тех пор молчал, делая вид, что полностью поглощен чтением. – В конце концов, мальчик уже достаточно взрослый, чтобы решать, чего хочет.
Он аккуратно сложил еще пахнущую типографской краской газету и поднял на меня странно молодые, яркие и живые глаза в обрамлении сетки морщин.
– Но у него прекрасные способности к аромагии! – возразила я.
– Способности – да, – пожал плечами дедушка, отпивая кофе. – Только нет ни малейшего желания этим заниматься.
– В конце концов, ты сама поступила так, как считала нужным, – поддержала его бабушка, тщательно расправляя воротничок платья. Среди старинных кружев виднелась камея, профиль на которой напоминал мою мать.
На мгновение я утратила дар речи, сраженная этим ударом под дых.
– И к чему это привело? – горько спросила я, когда наконец смогла говорить.
– Какая разница? – в серьезном, чуть по-старчески дребезжащем голосе деда слышалось сочувствие. – Мирра, позволь ему делать его собственные ошибки. Так будет лучше для вас обоих.
– Хватит
