Стефани Майер - Сумерки

Время от времени его губы начинали двигаться — так быстро, что это походило на дрожь. Когда я поинтересовалась, он ответил, что поёт самому себе. Слишком тихо, чтобы я могла услышать.

Я наслаждалась солнцем, хотя, на мой вкус, воздух всё-таки был недостаточно сухим. Мне тоже хотелось бы лечь на спину и подставить лицо солнцу. Но я сидела, положив подбородок на колени, не в силах оторвать взгляд от Эдварда. Нежный ветерок ерошил мои волосы и колыхал траву.

Луг, сначала показавшийся мне таким очаровательным, словно поблёк рядом с великолепием этой сияющей статуи.

Я провела кончиком пальца по тыльной стороне его ладони, той, что была ближе ко мне. Очень нерешительно, опасаясь, что он исчезнет как мираж, слишком прекрасный, чтобы оказаться реальным. И вновь восхитилась шелковистой гладкостью его кожи, холодной, как камень. Я взглянула ему в лицо — теперь его глаза были открыты и наблюдали за мной. Цвета жжёного сахара, более светлые и тёплые после вчерашней охоты. Уголки его безупречных губ приподнялись в улыбке.

— Я не пугаю тебя? — спросил он шутливо, но в тоне его слышалось настоящее любопытство.

— Не больше обычного.

Улыбка стала шире, белоснежные зубы сверкнули на солнце.

Я осторожно придвинулась поближе и, протянув руку, обвела кончиками пальцев контуры его предплечья. Пальцы мои дрожали, и он наверняка это заметил.

— Не возражаешь? — спросила я, поскольку он опять закрыл глаза.

— Нет, — сказал он, не открывая глаз, — ты и представить не можешь, какое это ощущение.

Едва касаясь, я обвела ладонью совершенные мускулы его руки, прикоснулась к еле заметному узору бледно-голубых вен на внутреннем сгибе локтя. Другой рукой я попыталась повернуть его кисть.

Поняв, чего я хочу, он раскрыл ладонь неуловимо быстрым движением, смутившим и испугавшим меня. Пальцы мои на мгновение застыли.

— Прости, — пробормотал он. Глаза его снова закрылись. — С тобою рядом так легко быть самим собой.

Я обхватила его кисть и подняла её ладонью вверх, заворожено наблюдая, как переливается на солнце его кожа. Поднесла поближе к своему лицу, пытаясь разглядеть эти крохотные бриллианты.

— Скажи мне, о чём ты думаешь, — прошептал он. Я взглянула в его глаза, напряженно изучающие меня. — Всё-таки, это очень странно — не знать.

— Видишь ли, все остальные постоянно испытывают такое чувство.

— Это тяжело, — почудились ли мне нотки сожаления в его тоне? — Но ты не ответила.

— Я думала о том, что мне хотелось бы прочитать твои мысли, — я остановилась в нерешительности.

— И?

— О том, как мне хочется поверить, что ты реален. И как хочется не бояться.

— Я не хочу, чтобы ты боялась, — сказал он очень тихо. Я понимала, что стоит за этими словами: он не может сказать мне, что настоящего повода для страха нет.

— Ну, на самом деле, я имела в виду не совсем такой страх. Впрочем, тут, конечно, есть над чем подумать.

Стремительное, неуловимое движение — и он уже сидит, опираясь на правую руку, левая — в моей ладони. Ангельское лицо оказалось всего в нескольких дюймах от моего. Наверное, мне полагалось отшатнуться, но двигаться я не могла, лишь зачарованно смотрела в его золотистые глаза.

— Тогда чего же ты боишься? — настойчиво прошептал он.

Но говорить я тоже оказалась не в состоянии. Как уже было однажды, я почувствовала его холодное дыхание на своём лице, его сладостный, восхитительный, ни на что не похожий запах. Я инстинктивно наклонилась вперёд, вдыхая этот чудесный аромат.

И вдруг — он исчез, ладони мои опустели. К тому моменту, как я смогла сфокусировать взгляд, Эдвард оказался на расстоянии метров шести от меня, на краю луга, под сенью огромной ели. Он пристально смотрел на меня, в тени глаза его потемнели, и выражение его лица невозможно было понять.

Страдание и шок исказили моё лицо. В опустевших пальцах пульсировала боль.

— Прости… Эдвард, — прошептала я, зная, что он услышит.

— Дай мне минуту, — ответил он, достаточно громко для моих менее чувствительных ушей. Я замерла.

Через десять невероятно долгих секунд он двинулся обратно ко мне, очень медленно, по крайней мере, медленно для него. Остановился в метре от меня и грациозно опустился на землю, скрестив ноги. Всё это время он пристально смотрел мне в глаза. Сделал два глубоких вдоха, и на лице его появилась извиняющаяся улыбка.

— Прости меня, пожалуйста, — он помолчал. — Ты поймёшь, что я имею в виду, если скажу, что я всего лишь человек?

Я кивнула, не в силах улыбнуться в ответ на его шутку. По венам стремительным потоком разлился адреналин, когда до меня начало медленно доходить, как близка была опасность. Он мог учуять это на таком небольшом расстоянии. Улыбка его стала насмешливой.

— Я лучший в мире хищник, не правда ли? Всё во мне притягивает тебя: мой голос, лицо и даже запах. Как будто мне всё это нужно!

Он неожиданно вскочил, бросился в сторону и исчез из виду, обежал поляну по кругу за полсекунды и снова очутился под тем же деревом.

— Как будто ты могла бы убежать от меня, — горько рассмеялся он.

Поднял руку и без малейшего усилия отломил от ствола ели огромную ветвь. Выровнял её на руке и с невероятной скоростью запустил в другое громадное дерево, содрогнувшееся от удара.

И вот он опять стоит передо мной, в нескольких футах, недвижный, как камень.

— Как будто ты могла бы противостоять мне и победить, — сказал он мягко.

Я сидела неподвижно, напуганная им больше, чем когда бы то ни было. Никогда прежде мне не доводилось с большей отчетливостью лицезреть то, что скрывалось за тщательно выстроенным фасадом. Никогда прежде он не был настолько не человеком… И настолько прекрасным. Мертвенно-бледная, с широко распахнутыми глазами, я оцепенела, словно загипнотизированная взглядом змеи.

В его дивных глазах горело безумное возбуждение. Но постепенно оно угасло, и на лице его застыла маска древней, как мир, печали.

— Не бойся, — прошептал он, в бархатистом голосе непреднамеренно прозвучали обольстительные нотки. — Обещаю… — он помолчал, — клянусь, я не причиню тебе боли, — кажется, он больше пытался убедить в этом себя, чем меня.

— Не бойся, — прошептал он снова, и сделал шаг вперёд, преувеличенно медленно. Намеренно неторопливо опустился на землю, пока наши лица не оказались на одном уровне, в полуметре друг от друга.

— Пожалуйста, прости, — сказал он церемонно. — Я могу себя контролировать. Ты застала меня врасплох. Но теперь я справился с собой.

Он ждал, но я по-прежнему не могла говорить.