Кошка в сапожках и маркиз Людоед (СИ) - Лакомка Ната

- Чувства? – он усмехнулся. – Есть ещё ответственность. Эти двое отвратительно поступили с Ноэлем. Да простят меня небеса, что я так о покойниках… Но это было подло – вот так водить его за нос. Юджени была та ещё вертихвостка.

- Говорят, Марлен очень похожа на неё внешне, - подкинула я ещё вопросик.

- Марлен? – переспросил Лиленбрук так, как будто только сейчас об этом услышал. – Ну да, пожалуй. Юджени тоже была тёмненькая. Но Марлен гораздо красивее. Юджени – она была такой… не слишком приметной. Её замечали, когда она начинала смеяться – вот тут ей не было равных. А Марлен – посмотрите на неё, она же настоящая красавица, - после его слов я невольно обернулась к своей ученице. - Ей не надо кокетничать, завлекать, не нужны никакие дамские хитрости, чтобы привлечь к себе внимание. Подрастёт – будет сводить парней с ума одним взглядом. Это как в сказке, знаете? – и он нараспев прочитал: - «Родилась у королевы дочь: волосы – как чёрное дерево, кожа белая, как снег, губы алые, как кровь», - помолчал и добавил: - Я часто рассказывал эту сказку дочери.

Похоже, ссора с дочерью для этого человека значила больше, чем он желал показать.

- Сейчас вы могли бы рассказывать эту историю своим внукам, - сказала я, продолжая наблюдать за Марлен. – Они очень милые мальчуганы…

- Ни слова больше, - предостерёг он меня. – И слышать не хочу об этом. Я извинился, что был слишком резок, но теперь вы всё знаете, и оговорок я не приму.

- Как скажете, - легко согласилась я. – Значит, месье Ноэль сильно переживал предательство невесты?

- Скорее, предательство брата, - ответил Лиленбрук.

- Сначала предательство, - сказала я сочувственно, - потом смерть… Наверное, их смерть он переживал ещё сильнее.

- Ваша правда, - он кивнул несколько раз. – Перед похоронами Ноэль не спал трое суток – всё сидел рядом с их гробами. Проводил в последний путь, сам задвинул могильные плиты, а потом спал два дня – как заколдованный.

- Наверное, никак не мог расстаться с ними, - на всякий случай я взяла из рук старикана блюдце с орехами – пока не разбил. – Когда прощаешься с близкими людьми, смотришь на них, не находя сил отпустить…

- Ноэль не смотрел, - возразил Лиленбрук. – Шарля и Юджени хоронили в закрытых гробах. Они ведь пролежали несколько дней в озере, пока их нашли.

- В закрытых? – что-то тревожно тенькнуло в моей голове, но домыслить эту новость я не успела, потому что теперь уже Лиленбрук задал мне вопрос.

- Но давайте не будем о покойниках, - сказал он. – Это не лучшая тема для разговора с молодой девушкой. Признайтесь лучше, что между вами и Ноэлем? Знаете, я был бы рад, если бы вы ответили ему взаимностью. Он очень достойный и благородный человек, но ему так не хватает женской любви и ласки. Он ещё не сделал вам предложение?

- Что, простите? – пробормотала я и благополучно уронила блюдце.

Хотя в зале было шумно от девичьей стрекотни, звон разбитого фарфора услышали все, и все оглянулись на нас.

- Ничего страшного, - замахал рукой господин Лиленбрук. – Сейчас позову Флоренс, чтобы она убрала…

- Не беспокойтесь, - остановила я его. - Я виновата, я и позову вашу мадам Флоренс. Прошу прощения, - я улыбнулась девицам, кивнула Марлен и вышла из зала.

Но если таким образом я собиралась избежать щекотливого разговора, господин Лиленбрук намерен был его продолжать. Хозяин дома вышел в коридор следом за мной.

- Вы не виноваты, - сказал он, посмеиваясь. – Это я вас испугал. И это мне надо просить прощения, что был слишком прямолинеен. Но старикам это можно, так что будьте снисходительны.

- Конечно, месье, - ответила я сдержано. – Забудем об этом, только и всего. Где у вас кухня?

- Я провожу, - он пошёл вперёд, указывая дорогу, а я насторожилась, догадываясь, что не просто так он отправился со мной до кухни.

И точно – как только Флоренс была отправлена с метлой, совком и тряпкой наверх, господин Лиленбрук вернулся к интересующему его моменту.

- Значит, Ноэль ещё не осмелился, - сказал он, когда мы поднимались по лестнице. – Если бы предложение было сделано, вы бы мило покраснели, смутились, а вы испугались.

- Послушайте, месье, - я остановилась и посмотрела ему в глаза, - а вам не кажется, что вы не должны вмешиваться в чужую жизнь?

- Не кажется, - сказал он. – Ноэля я знаю с пелёнок, он рос на моих глазах. Я был его опекуном, потом другом и – смею надеяться – до сих пор им остаюсь.

- В том, что касается месье Ноэля, - я назвала маркиза Людоеда по имени и успела удивиться, как нежно его имя ложится на язык – как мятный леденец, который оставляет во рту прохладу даже когда исчезнет, - возможно, вы и имеете право участвовать в его судьбе так деятельно. Но не в моей жизни.

- Значит, вы ему откажете? – живо спросил господин Лиленбрук. – Но почему? Уверяю вас, Ноэль – самый достойный из всех известных мне молодых людей. Он будет прекрасным мужем.

- Успокойтесь уже, - я смягчила свои слова улыбкой. – И позвольте нам с месье Огрестом самим решать свою судьбу.

Господин Лиленбрук отступился с видимым неудовольствием.

- Иногда надо решать всё за других, - проворчал он, пощипывая седой ус, - иначе счастья не видать.

Возвращаясь в замок, я кипела от возмущения, и отвечала на болтовню Марлен невпопад. Когда мы проходили мимо городской школы, там как раз была перемена. Ученики высыпали на улицу и носились взад-вперёд, осыпая друг друга градом снежков, валяясь в снегу и барахтаясь там, как воробьи в пыли. Девочки не отставали от мальчиков, и их звонкие голоса звенели на всю улицу.

Марлен замедлила шаг, и я очнулась от собственных переживаний.

- Хочешь поиграть с ними? – спросила я девочку.

Та молча покачала головой, но продолжала смотреть на детей во все глаза.

- Слушай, - сказала я, присаживаясь перед ней на корточки, - я ужасно замёрзла. Давай-ка заглянем к мадам Саджолене? Заодно похвастаемся, что ты преотлично играешь на тамбурине!

То, что Марлен сразу и с радостью согласилась, было красноречивее всех слов. Держась за руки, мы добежали до школьного крыльца под градом снежков, и со смехом ввалились в класс, где господин Бланкир проверял ученические тетради.

При нашем появлении он поднял голову и даже протёр очки, будто не верил собственным глазам.

- Вот, решили немного погреться, - сказала я небрежно, - а заодно поболтать с мадам Саджоленой. Вы позволите, месье?

- Конечно, конечно, - забормотал он, поднимаясь из-за стола. – Сейчас позову жену…

Вскоре мы с Марлен сидели за последней партой, прихлёбывая чай из одной кружки, и Марлени болтала, не затихая, рассказывая дочери господина Лиленбрука, как прекрасно она провела время, и как мило получается новомодная песенка, которую мы разучивали.

Саджолена слушала очень внимательно, не перебивая и подбадривая Марлен улыбкой, но в глазах молодой женщины я видела грусть. Весело ли ей слышать, что отец пригласил домой полгорода, а родную дочь и внуков видеть не хочет?..

- Когда я разговаривала с месье Лиленбруком, - сказала я, когда Марлен взяла паузу, чтобы перевести дух, - он вспоминал, как рассказывал вам сказку про Белоснежку.

Взгляд Саджолены затуманился, она улыбнулась, но улыбка тоже была с грустинкой.

- Удивлена, что он заговорил с вами об этом, - сказала она сдержанно. – Обычно господин Лиленбрук не такой разговорчивый, и совсем не сентиментальный.

- Вы не думаете, что пришло время помириться? – спросила я у неё. – Прошло столько лет, забываются любые обиды. А в вашей семье, собственно, и обид особых не было.

- Это невозможно, - тут же ответила она. – Вы не знаете его. Он никогда не меняет своих решений.

Поговорить дальше нам не удалось, потому что в класс ворвались ученики – кто-то что-то не поделил, или кто-то сунул кому-то за шиворот снежок, но все дети так глазели на Марлен, что догадаться об истинной причине было несложно. Похоже, господин Лиленбрук оказался прав – этой девочке достаточно только смотреть, и все будут у её ног.