Крапива - Даха Тараторина
Шлях и сам походил на своего диковинного зверя: сгорбившийся, да встрёпанный. Хотелось приголубить его – цыплёнка, оставшегося без матери-наседки. Лекарка сказала:
– Вот доберёмся до дома – спеку тебе курник! Румяный-румяный!
– То твой дом, нэ мой. Сама говорила: мэня в твоей дэрэвнэ как убийцу помнят.
– Много воды с тех пор утекло…
А и много ли, в самом деле? Признаться, девка в Мёртвых землях счёт времени потеряла, но прошло никак не больше седмицы. А мстится, семь лет, а не семь дней… Она наклонилась, чтобы коснуться локтя Шатая, но полу-птицы, оказавшись поблизости, зашипели друг на дружку, и пришлось отодвинуться. Травознайка успокаивающе почесала чешуйчатую шею, и зверь заворковал.
– Люди не камни. Мы меняемся от года к году. И всякий исправиться может.
Шлях указал на Власа.
– И этот тожэ?
Княжич нарочно направлял тварь к колючим кустарникам, коих всё больше становилось к западу, и брал их скоком. Развевались на ветру края тряпицы, что прикрывала рот и нос, покрылись жёлтой пылью смоляные кудри. Не узнать прежнего княжича…
– И этот, – согласилась Крапива.
– Что будэт, когда мы вернёмся в твою дэрэвню?
Шатай так напряжённо вперился в шею чуда-юда, будто ожидал услышать, мол, тебя казним, а сами пировать станем. Крапива, отчего-то погрустнев, ответила:
– Власа в столицу отправим, к отцу. Он увидит, что княжич жив, и не станет гневаться на Тяпенки.
– А ты?
– А я… – Крапива несмело улыбнулась. – Наперво, обниму всех по очереди…
– А послэ?
– После… – Она всё ж рискнула вновь приблизиться к шляху. Птицы зашипели и сцепились клювами, но аэрдын хватило мгновения, чтобы погладить Шатая по ладони. – Видишь, не жгусь! Потому что не боюсь тебя! После… свадьбу сыграем… Коли пожелаешь…
Она отчаянно покраснела и порадовалась, что тряпица скрывает хотя бы половину лица. Но Шатай отчего-то не обрадовался. Он сдёрнул повязку и повернулся к травознайке.
– Всэго большэ я жэлал этого с тэх пор, как впервые увидэл тэбя в окнэ дэрэвянного шатра. Но ты права, аэрдын. Мы нэ камни. Мы мэняемся. И тэпэрь мнэ мало стать твоим мужэм.
Девка растерялась.
– Чего же ты тогда желаешь?
– Я жэлаю стать твоим любимым.
– Но разве…
Шлях оборвал её.
– Водой пахнэт.
– Ты почуял родник?
– Лучшэ.
В доказательство слов шляха вернулся отдалившийся было княжич. Он махал одной рукой, поторапливая спутников, и что-то кричал, но ветер сносил звуки. Впрочем, слова были излишни – Крапива и сама увидела чудо, к которому вывезли их диковинные звери.
Издали нагромождение серых камней казалось тучкой на горизонте, но, чем ближе путники подъезжали, тем яснее делалось, как им повезло. Байгаль не просто указала кратчайшую дорогу из Пустых земель в Мёртвые, она ещё и отправила их в том направлении, в котором находились горячие источники. В давние времена таковых было разбросано целое множество по степи, но часть иссохла, а часть пропала, оставив после себя лишь груду валунов. Тут же вода не исчезла. В ней резвились и чистили перья мелкие пичуги, спасались от надоедливой мошкары дикие скакуны и туры, грелись холодными ночами волки. Разве что никто не пил здешнюю воду, удушливо пахнущую затхлостью. Травам эдакое питьё тоже было не по вкусу, и зелени окрест не росло, зато валуны давали тень и укрытие, а горячий пар обещал укутать усталых путников, когда светило скроется под пологом Тени. С камня на камень скакал бурлящий поток; он змеился меж валунами, поднимался к самому крупному, выше избы, и водопадом падал вниз.
– Это горячие источники, – пояснил Шатай. – Можэм устроиться здэсь на привал.
Крапива не возражала: солнце уже клонилось к горизонту, а о том, как холодны степные ночи, лекарка узнала достаточно. К тому же, их скакуны, хоть и быстрые, для всадников приспособлены не были, и бёдра у девки покрылись болючими синяками. Спешиваясь, она украдкой потёрла их, а Шатай сделал вид, что не заметил.
Влас, ясно, оказался у цели первым. Он скинул сумы с провизией на землю и мялся подле зверя.
– Не сбегут? – спросил он в никуда, но обращаясь к Шатаю.
– Лучшэ привязать, – точно так же в никуда ответил шлях.
Мужчины разбили лагерь и вечеряли, не глядя один на другого. Как те полу-птицы, оказавшись рядом, они злобно шипели или фыркали, но не дрались. После разошлись, и каждый ждал, с кем устроится на ночлег аэрдын.
Влас спрятался в камнях на самом берегу наполненной паром ямы, Шатай нарочно отошёл в противоположную сторону. Крапива поворотилась к одному, к другому… Да и плюнула. Она осталась у недовольно шипящего кострища: в эдакой сырости развести огонь под котлом было непросто, и потух он раньше, чем ложки вычерпали всю кашу.
Она легла и долго-долго ворочалась, не в силах уснуть. За минувшие дни лекарка так привыкла, что кто-то всегда лежит с нею рядом, что нынче ощущала себя голой и беззащитной.
В степи быстро темнело, вдалеке скулили голодные волки, трещали ядовитые желтобрюхие полозы, хохотали, прогоняя сородичей с облюбованной территории, гагачи.
– Шатай? – позвала Крапива шёпотом.
Не хотелось спугнуть ночь криком, да и подземный жор всегда мог явиться на шум. Шатай не откликнулся. Тогда травознайка протёрла глаза и отправилась искать мужчин. Пусть враждуют меж собой сколь угодно, но её без охраны оставлять не дело!
У источников было жарко и сыро, кожа покрылась испариной, а волосы отяжелели. Влас, притаившийся у водопада, выглядел мокрым щенком, а не грозным волком. Наверное, поэтому Крапива и не побоялась подойти к нему. А может и вовсе уже перестала бояться.
Он скукожился, как ребёнок: обнял согнутые в коленях ноги и уронил голову на предплечья. Уставший и юный, не слишком отличающийся от лекарки или Шатая. Он услышал её неловкие шаги – девка оскальзывалась в темноте на сырых камнях и, пробираясь, едва не переломала кости. Влас напрягся, но не оглянулся и, тем паче, не предложил ей помощь. Только когда, пыхтя, она опустилась с ним рядом, княжич буркнул:
– Чего пришла?
Крапива вытерла выступившие на лбу капли пота и сказала:
– Спать пойдём.
– С тобой-то? Нет уж, с тобой я точно не засну.
Сказал так и замолчал, а Крапива долго хлопала ресницами, не понимая, на что намекал княжич.
– Я храплю разве? – удивилась она.
Влас протянул:
– Ой, дура-а-а-а…
Крапива не обиделась. Она пихнула княжича локтем в бок.
– Когда я была совсем мелкой да неразумной, притащила из лесу больного щеня…
– Как будто мне есть дело до твоего детства.
Травознайка продолжила:
– Матушка заголосила и попыталась выбросить его в отхожую яму… А я в слёзы,