Мой бывший пациент - Анна Григорьевна Владимирова
Ладно. Разберусь. Я взрослая девочка.
Интересно, знает ли Стас, что меня вызывают?
Пистолет лежал передо мной на столе, поблескивая боками в тусклом свете фонарей. Если будет обыск… да к черту!
Как же я устала.
С этими мыслями я просидела до утра, дождалась назначенного времени и вызвала такси. Мокрые улицы были залиты солнцем, снег таял сахарной ватой и бежал блестящими дорожками по черному асфальту, сдаваясь капризам погоды. Хотелось жить. Но какая-то больная струна надрывно звенела в душе на ноте отчаяния, и я кусала губы, паникуя все больше. Сердце мерно набирало обороты в груди. Не так, как раньше. Как-то по-мужски, что ли — задумчиво, неспешно.
Когда такси остановилось перед зданием прокуратуры, я еле заставила себя вылезти. Во рту пересохло, в груди все сжалось от страха, а здравые мысли вылетели из головы. Эти серые мрачные стены не обещали, что все будет хорошо. Наоборот, гарантировали опустошение.
На пропускном пункте меня равнодушно осмотрели, вернули документы и принялись куда-то звонить. Зря я не связалась с Горьким. Но когда потянулась к мобильнику, меня окликнули:
— Ива Всеславовна, пройдемте.
Оказалось, за мной прислали конвой, и в сопровождении двоих охранников я направилась бесконечными тусклыми коридорами.
— Скажите, я могу позвонить? — поинтересовалась я в лифте.
— Уже нет, — спокойно ответили мне и кивнули на выход. — Тут нет связи. Но не переживайте, если будет нужно, вам позволят сделать звонок.
Ладони взмокли. Этаж, на котором меня вывели, показался вообще каким-то подземельем. Мрачно, тихо, ни души.
— Меня что, уже в камеру ведут? — дрожавшим голосом поинтересовалась я.
— Нет, — усмехнулся охранник. — Тут у нас допросные…
— А кто меня будет допрашивать?
— Не обладаем такой информацией.
Меня провели в небольшую комнату без окон, со столом и парой стульев. Мужчины учтиво предложили располагаться и чай с кофе, но я отказалась. Когда меня оставили одну, накатила паника. Я принялась расхаживать туда-сюда вдоль стенки, глядя себе под ноги. Только вскоре от этого закружилась голова, и я уселась на стул. Черт, хоть бы меня тут не бросили на неопределенное время… Что-то я переоценила свои возможности.
Когда двери открылись, мне уже было все равно, кто там. И даже то, что зашел сам Князев, меня уже не особо впечатлило. Я была зла и испугана настолько, что хотелось выстрелить в него снова.
— Где ты шляешься? — процедила я, судорожно вздохнув.
Он сузил на мне глаза и удивленно вздернул брови, проходя к стулу.
— А ты соскучилась?
Сволочь. Выглядел умопомрачительно, будто и не хоронил отца и не воспитывал свору приемных детей все это время — в костюме с иголочки, аккуратно стриженный так, что пальцы ему в волосы уже не запустить, и с короткой щетиной, как я люблю. А еще — с темным блестящим взглядом и бешеной искрой в глубине глаз.
— Что тебе от меня нужно? — сдавленно потребовала я, чувствуя, как тошнота подступает к горлу.
— Много всего. — Князев уселся напротив и сложил руки поверх стола. — Узнать, как ты, к примеру.
— Перед тем, как посадить за попытку убийства? Хорошо все у меня. Дела сдала, все равно я их вести не могу, так что я готова.
— Отлично, — мрачно констатировал он, не спуская с меня темного взгляда. — Это очень кстати, что ты сдала дела. Меньше проблем.
— Еще бы. Так что тебе рассказать?
— Можешь импровизировать. Может, что-то накопилось?
— Накопилось, — кивнула я и едва не икнула. — И я вот-вот все это выдам…
— Ладно. Тогда сначала выдам я, — выпрямился он и полез в карман. А потом вдруг протянул вперед ладонь с квадратным футляром. — Ты выйдешь за меня?
Я впала в ступор, тяжело дыша и глядя то на Князева, то на футляр в его ладони.
— Что? — выдохнула, наконец. — Ты шутишь?
— Я часто шутил за все то время, что ты меня знаешь? — усмехнулся он. — Я говорю, выходи за меня, Ива.
Я медленно моргнула.
— То есть ты вызвал меня сюда на допрос, всю душу мне вытряс…
— Я тебя еще не тряс.
— … запер тут, заставил нервничать…
— Ты заставила меня пережить клиническую смерть, но я же ничего не говорю, — медленно расплывался он в оскале. — Ты мне должна новую жизнь, Ива. Счастливую, семейную, спокойную жизнь.
— То есть это все — твоя месть?
— Чтобы тебе запомнился момент, — улыбнулся он хищно и открыл коробочку.
Кольцо было без изысков и камней — то, что нужно, чтобы не цеплялось ни за что. И только тут до меня дошло, что он не издевается, а вполне себе серьезен. Просто в своем неповторимом стиле. И мне и правда ничего не грозит, ну кроме жизни с ним. Только моей беременной нервной системе это осознание совсем не пошло на пользу. Тошнота подкатила в горлу снова, и я громко икнула.
— У меня только один к тебе срочный вопрос… — И я шумно втянула воздух в последней попытке сдержать приступ дурноты.
— Какой? — насторожился он.
— Тут есть ведро?
— Есть, — кивнул Князев и вытащил спасительный предмет из-под стола. — Зачем тебе?
Объяснить я не успела. В другое время мой рывок бы расценили, как нападение на сотрудника прокуратуры, но тот, к счастью, уже открыл мне путь к сердцу и всему, что к нему прилагается. Когда я выпрямилась, хватая ртом воздух, Князев уже требовал по мобильнику воды, сладкого чая, булочек и влажных салфеток.
— Вы тут в прокуратуре, смотрю, ко всему готовы, — сдавленно выдохнула я, держась под ребрами.
— С тобой нужно быть действительно готовым ко всему, — тревожно заглядывал он мне в лицо.
— Отойди, — буркнула я, отворачиваясь. — А то мы запомним этот момент совсем не так, как ты планировал. Скажи, ты думал довести меня тут до инфаркта?
— Ярослав сказал, что ничего тебе не грозит, — усмехнулся он, — я проконсультировался.
— Какой молодец! — прорычала я.
Тут в комнату внесли поднос со всем необходимым. Охрана ехидно улыбалась до тех пор, пока Князев не вручил им ведро. Булочка с чаем примирили мой желудок с произошедшим, а Князев, в руках которого я сидела —
