Варвара Спиридонова, ныне покойная - Тата Алатова
— У моей бабули есть узелок с бельём для похорон… Она с большой любовью и придирчивостью выбирает себе панталоны, в которых её закопают, время от времени меняя их на более модные… Ну что вы стоите?
— А?
Марк действительно стоял соляным столбом посреди кухни, неосознанно следя за быстрыми, почти летящими движениями тётки, завороженный её болтовнёй. Он вряд ли понимал, о чём именно она говорила, скорее, ловил интонации и ритмику её слов.
— Держите, — тётка всучила ему чайник. — По крайней мере, у нас остался торт — видите, какая я предусмотрительная? Скоро будет пора вести Машеньку домой, а она ещё голодная!
— Здесь ещё и Машенька?
— Да вот же она, — тётка покрутилась вокруг своей оси. — Отличный человек и архитектор. Но жаворонок. Поэтому через полчаса начнет клевать носом, а через час заснёт стоя. Поэтому давайте быстрее пить чай.
— Я купил костюм, — сказал Марк, глядя на то, как тётка с огромным удовольствием лопает внушительный кусок «Наполеона».
— Себе в могилу? — деловито уточнила она. — Какой молодец! Поди ещё и чёрный?
— Чёрный.
Тётка отодвинула пустое блюдечко и, подперев подбородок мягкой ладошкой, задумчиво уставилась на Марка.
— Значит, теперь вам будет в чём пойти в театр?
— В какой ещё театр?!
— В драматический! Вы наденете свой чёрный костюм, а я надену какую-нибудь фигуристую интеллектуалку… А что, на вашем костюме написано «только для гроба»?
— Надо поставить квартиру на сигнализацию, вот что, — решил Марк.
5
В театр Марк всё-таки пошёл, правда, долго и с неуместной придирчивостью выбирал постановку. Ему хотелось душераздирающей драмы, а шли всё время какие-то комедии.
— «Макбет», я думаю, подойдёт, — наконец определился он.
— Хо, — отозвалась в трубке Варвара грудным и глубоким голосом. — Добро есть зло, зло есть добро. Летим, вскочив на помело!.. На что вы намекаете, Марк Генрихович?
— Я вовсе…
— Неужели вам мало чертовщины, которая с вами происходит? Так привыкли, что теперь вас так и тянет на что-нибудь эдакое?
— Я бы хотел…
— Ну, будет, — по-матерински покровительственно прогудела трубка. — Лучше скажите мне, дружочек, какого цвета будет у вас галстук?
Варвара ждала его, как полагается, возле памятника, и Марк остановился в нескольких шагах от неё, разглядывая интерфейс.
Девица была высокой, ломкой, тонкой. Чёрные блестящие волосы струились по узким покатым плечам, невероятно высокие каблуки стремились к бесконечности. Яркий, откровенно театральный макияж, вычурное кружевное пальто, вышитый бисером клатч.
— На будущее, — сказал Марк, подходя ближе, — запомните: я люблю женственных блондинок с пышными формами…
— Простите? — надменно спросила дамочка, смерив его холодным взглядом. — Мы знакомы?
— Нет? — отступил назад Марк. — Извините, я обознался.
Он огляделся по сторонам, но возле памятника не было больше подходящих кандидатур, только сухонькая бабка торговала в углу семечками.
Могла ли Варвара пропустить спектакль, на который тщательно собиралась целую неделю? Она ежедневно звонила ему и рассказывала, какую новую хорошенькую спутницу подобрала для Марка, но на глаза не появлялась всё это время.
Целых семь дней жизнь почти была похожа на нормальную, не считая того, что свои вечера Марк проводил в телефонных беседах с кем-то, кто считал себя призраком.
Он так и не определился до конца со своим отношением ко всему этому, дотошный мозг физика требовал конкретики, но если конкретно — то нужно было идти за помощью в полицию или к психиатру, и ни туда, ни туда не хотелось.
— Попались? — девица с клатчем как-то с места прыгнула прямо на Марка и привычно уцепилась за его руку. — Вы иногда такой доверчивый — любой прохиндей вас облапошит на раз-два.
Раздосадованный тем, что её слова так точно совпали с его мыслями, Марк раздражённо дёрнул плечом.
— Давайте не будем про прохиндеев, — сказал он довольно сухо.
— Как скажете, Марк Генрихович, дорогой. Вы купили билеты на хорошие места?
— Я? — удивился Марк. — Но разве не вы меня пригласили, дорогая Варвара… как вас по-отчеству?
— Варвара Николаевна, — с готовностью ответила она и добавила зачем-то, будто он мог бы забыть, — Спиридонова. Что это вас на высокий штиль пробило? Близость театра так действует? Всё-таки, культурный объект…
— В который мы, судя по всему, не попадём.
— Действительно.
Они остановились и уставились друг на друга.
— Денежный вопрос всегда очень скользкий, — заметила Варвара. — Разве не мужчина должен платить за даму?
— За даму! — наставительно поднял вверх указательный палец Марк. — А не за горстку мошенников.
— Ну какая же я горстка, — огорчилась она. — Смотрите, какая симпатичная кондитер к вам пришла!
И Варвара покрутилась вокруг своей оси, демонстрируя Марку все изгибы своего облика.
— Кондитер… — пробормотал Марк. — Так вот почему так сильно пахнет ванилью.
— Я приняла ароматическую ванну, — сказала Варвара, — сделала депиляцию и маску для волос, обновила маникюр и педикюр, нарядилась в самое красивое платье и потратила два часа на макияж. А теперь оказывается, что всё это понапрасну, ибо ваша природная недоверчивость положила на лопатки неустойчивое джентльменство. Может, и хорошо, что я умерла молодой, — не придётся теперь разочаровываться в современных мужчинах.
— Господи! — удивился Марк. — Зачем вам понадобилось прикладывать столько усилий?
— Исключительно ради вашего удовольствия, о мой ворчливый душегуб. В следующий раз навещу вас вон той бабкой с семечками.
— Послушайте, — сказал Марк, когда они уже подошли к кассам. — А давайте я сам буду выбирать, в каком именно теле вы будете ко мне приходить?
— Вы, я смотрю, настойчивы в своем стремлении усложнить мне жизнь, — вздохнула Варвара. — Но по крайней мере вы уже смирились с тем, что наши встречи будут регулярными.
— Что?
— Вы же помните, что я одинокий мертвый филолог, и теперь вам до конца ваших скорбных дней придется освещать собой моё жалкое существование.
— А что потом?
— Когда потом?
— Ну, после того, как мои скорбные дни закончатся.
— Интересно, — задумалась Варвара. — Мы превратимся в призрачный дуэт или и я тоже закончусь? Как бы нам это проверить?
— Так я и знал, что вы смерти моей хотите!
— Послушайте, — шепнула Варвара, когда свет в зале погас, а зрители
