Дневники фаворитки - Татьяна Геннадьевна Абалова
София осела на пол. Ноги не держали. Жейма опустилась рядом, прижимая к груди то, что осталось от платья.
— Ну, миленькая, ну, госпожа, — пыталась успокоить она, хотя сама переживала не меньше своей хозяйки, — я придумаю, я обязательно что-нибудь придумаю, только, пожалуйста, не отчаивайтесь так. У нас еще полдня впереди. Бал начнется на закате.
— Что тут можно сделать? — отчаяние душило. Все мечты козе под хвост. Никакого бала, никакой встречи с таинственным незнакомцем. Как была Софийка Вежанская крестьянкой, так и останется ею. Нечего прыгать выше головы.
— Я к ключнице сбегаю, у нее в сундуках полно всякого добра, оставшегося от уехавших учениц, может, ленты какие спорем со старых платьев и на юбку пришьем, чтобы скрыть прорехи. Их не так уж много. Раз, два, три… пять… А если не найдем, то просто зашьем. Пустим поверху серебряную нить, никто и не подумает, что такого украшения быть не должно. А пятно… пятно замоем, — Жейма, видя, что ее слова не воодушевляют Софию, замолкла. Удрученно вздохнула. Разве же она не понимала, что платье испорчено, и как ни старайся, навряд ли получится вернуть ему достойный вид. — И когда успели? Вот точно вам говорю, не одна здесь орудовала. Вы, случаем, не приметили, какие из барышень на обед не пришли?
София покачала головой.
— Наверняка они служанок подослали.
Жейма сощурила глаза.
— Точно. Сегодня две опоздали.
— Одна прислужница Грасии Кордович, а вторая?
— Да нет, обе из новеньких. Я их имен толком не знаю. Пойти морды расцарапать? — Жейма поднялась, помогая встать и хозяйке.
— Нет, не надо. Понятно же, что те приказ выполняли, — София подошла к столику, налила в таз прохладной воды, окунула в нее руки, потом прижала ладони к горящему лицу. — На бал уже точно не пойду, а разбираться будем позже. На трезвую голову.
— Еще как пойдете! Я уж расстараюсь…
София с тоской посмотрела в спину удаляющейся бодрым шагом служанки. Вспомнила сестру-близняшку, которая тоже расстроилась из-за бала. Обнять бы ее, сказать, что она самая лучшая, самая красивая. Зачем все время собачились? Как ни крути, а роднее ее и братьев никого нет.
Софью как кипятком обдало, когда воспоминания о сестре натолкнули на мысль о платье из жемчуга. Кинулась к шкафу, выворотила из него все и лишь потом вспомнила, что лежит оно на кровати. Сама же крутила в руках, пытаясь отыскать селлар, а как на обед позвали, второпях сверху покрывало накинула.
— Мама, милая мама, как же мне тебя не хватает…
София завыла, прижав жемчуговое платье к лицу.
— Доченька, что с тобой? — на голову легла шершавая ладонь отца. Из-за его плеча выглядывала Гелена. Через мгновение, вытирая руки о кухонное полотенце, появилась Радуца. Растолкала всех, упала перед дочерью на колени, обняла. Та с кровати сползла на пол, вцепилась в мать так, словно их силой хотят разлучить.
— А я слышу, кто-то плачет, — Гелена заходила то с правого бока, то с левого. — А не пойму, откуда доносится. В окно даже по пояс высунулась. Потом глянула: божечки, опять дверь образовалась! Ну и давай отца звать.
— Кто обидел тебя, золотце? — Радуца вытирала лицо дочери полотенцем, густо пахнущим жареными пирожками. С капустой. Как же просто жила прежде Софийка! Маленькие радости, маленькие беды.
— Они… Они платье новое порезали.
— Как?! — Гелена не могла поверить, что кто-то покусился на такую красоту.
— Что же за злодейки такие! А ты матери-настоятельнице жаловалась? — отец, растерявшись и не зная, как помочь горю, ходил по комнате. Стукался об столики-диванчики, ронял с них всякие безделушки, что служили украшением, крякал от досады, поднимал и снова ронял.
— Бал уже сегодня. Даже если пожалуюсь, ничего не исправить.
— Как уже сегодня?! — Гелена застыла в изумлении. — Вот же зверюги! Чтоб их сытые морды перекосило!
Прокричала и унеслась прочь. Вернулась скоро, едва протиснулась в дверь с большой коробкой.
— Не бывать этому, чтобы нас, Вежанских без вкусненького оставляли. Ну-ка, сестра, примерь мое платье!
— Гелька, не дури. Посмотри на себя и на меня. Я ж лошадка.
— А я коза. И на коз платье надо заказывать, а не покупать то, что приглянулось только из-за вышитых птичек и бабочек.
— Я ж говорил, что оно тебе велико, — отец скорбно поджал губы. — Такие деньжищи отвалили за каприз глупой девчонки.
В дверях появился Дарил. Осталось только Вазеку с семьей притащиться, и все были бы в сборе.
— Что у вас тут?
— Софийке нарядное платье изрезали, — отчиталась Гелена, вытаскивая из коробки свое. По подолу резвились птицы и бабочки.
— Кто посмел?! — Дарил взревел, иначе и не скажешь. София сразу отлипла от матери. Как бы не пришлось в брата вцепиться, чтобы он монастырь вместе с колокольней не порушил.
— Неизвестно. Но я обязательно разберусь, — пообещала София, обнимая Дарила. Распустила тут нюни. Вежанская она или нет? Когда это они себя в обиду давали?
— Ну так будешь платье примерять или нет? — Геленка, расхваливая, вертела его так и эдак.
— Здесь что-то нечисто, — почувствовала подвох София. — Признавайся, почему вдруг любимое платье мне отдаешь?
— Да ей на вчерашнем гулянии на подол несколько раз наступили. Оно ж ей так велико, что юбка по земле волочилась, — сдал с потрохами сестру Дарил. — Вот и боится, как бы ей не влетело. А так, глядишь, обойдется. Мол, сестра порвала.
— Да что же за день сегодня такой! — в сердцах воскликнула Софья. — Как же я в рваном пойду?
— Безрукие, ну-ка дайте сюда, — Радуца вытерла мокрые глаза полотенцем, отшвырнула его от себя (Дарил едва поймал), взяла в руки платье. — Гелька, показывай, где дыра?
- Вот, — дочь робко сунула палец в треснувший шов. — И вот еще, на подоле. Но совсем маленькая. Мне одна тетка специально каблуком наступила, когда я ее дурой обозвала.
— Пускай вас в приличное общество! — подал голос отец. Он маялся без своей трубки, но послать кого-то за ней в такой ответственный момент — навлечь на себя беду.
— Ничего доченька, это поправимо. Пара стежков,
