Тление - Лорел Гамильтон
Освещение в клубе померкло, в толпе раздались визги и возбужденный шепот. Мы замолчали и посмотрели на сцену. Жан-Клод с Натэниэлом держали в секрете новые особенности выступления. Хотели, чтобы я увидела все неподготовленной, как и зрители в зале — не знаю, зачем, но Жан-Клод сказал, что хочет по-прежнему удивлять меня. Я ответила, что он и так постоянно это делает, но, каким бы ни был его мотив, для него это важно, так что я сидела в темноте вместе с остальными зрителями.
Я ждала, что кто-нибудь объявит выступление, как это происходило обычно, но музыка заиграла без предупреждений, и я понятия не имела, что сейчас начнется. У меня ушло несколько секунд, чтобы понять, что играет «Send Me An Angel», потому что это была перепевка, которой я раньше не слышала. Выбор песни оказался таким неожиданным, что я рассмеялась. Мягкий голубой свет прожектора покружился над толпой, над сценой, а затем взмыл вверх, к потолку, и там парил Жан-Клод — левитировал в самой высокой точке над залом. Обзор с моего столика был так себе, поэтому я не могла понять, почему в толпе все охают и возбужденно вскрикивают, но, может, это все просто потому, что там Жан-Клод. Я мельком увидела его штаны и рубашку без рукавов, но на этом все. Он медленно опустился и оказалось, что за спиной у него большие крылья — ангельские крылья с перьями. Они не махали, но под легким ветерком перья колыхались вместе с его длинными черными кудрями, которые оставляли его лицо открытым и не мешали ему висеть в воздухе, поэтому ничто не портило его красоту, когда он посмотрел на женщин, сидящих под ним. По ним было видно, что они уже сходят с ума и готовы выкладывать деньги, чтобы он подлетел ближе.
Крылья были частью его костюма, но ветер был его собственной силой, которая сопротивлялась гравитации и оставляла его на весу, позволяя ему парить над зрителями, пока те орали и пытались коснуться его, когда он пролетал у них над головами.
— К тому же, — подал голос Грэхем, — как может бедный вервольф соперничать вот с этим?
В иных обстоятельствах я бы сказала, что нет никакого соперничества, ведь мы полиаморны, но была слишком занята, наблюдая за полетом Жан-Клода. Охренеть.
20
Какая-то женщина поднялась с места и попыталась схватить Жан-Клода, но охранник мигом подоспел, чтобы усадить ее обратно, в то время как Жан-Клод поднялся выше — туда, где его было не достать. Я не сразу заметила, что у охранника длинные блондинистые волосы, а когда увидела их, то поняла, что это Нечестивец — один из Нечестивой Истины, и, словно моя мысль призвала его, среди столиков я заметила Истину. Из-за темных волос его почти не было видно в полумраке. Они вдвоем следовали за Жан-Клодом по залу, следя за тем, чтобы никто из посетителей не сорвался с катушек. Одеты они были, как сотрудники «Запретного Плода», вот я их и не приметила сразу. Между столиками лавировали еще как минимум четыре охранника. Судя по всему, Нечестивец направлял их, в то время как Истина оставался рядом с Жан-Клодом, пока тот парил над толпой, по большей части состоявшей из женщин. Истина находился так близко, что я поняла, насколько уязвим был Жан-Клод в своем полете. Я с трудом прогнала из головы место убийства, на котором сегодня была, чтобы он не прочел эти мысли во время своего шоу. Я доверила его безопасность Нечестивой Истине. Я бы кого угодно им доверила. Настолько они были хороши. Поборов свои страхи, я сосредоточилась на том, чтобы быть здесь и сейчас.
Итан покрепче приобнял меня за плечи, что успокоило нас обоих, поскольку верживотным нравится валяться большой щенячьей кучей — вернее, в данном случае, кошачьей. Я надеялась, что он ловит только мои эмоции, а не реальные воспоминания. Свои кошмары я предпочитаю держать при себе. Итан прижал меня еще ближе, словно без слов хотел донести, что все в порядке.
Грэхем наклонился ко мне и спросил:
— Что случилось?
Я покачала головой и хотела отпихнуть его подальше, потому что внезапно словила приступ клаустрофобии, когда они оба оказались так близко, но как только я коснулась обнаженной руки Грэхема, волна покоя окатила меня. Прикосновение к вервольфу успокаивало меня так, как никогда не успокаивало прикосновение к вертигру. Может, потому что волк был зверем зова Жан-Клода, но, как бы там ни было, теперь я могла уделить внимание Жан-Клоду и его представлению.
Он без усилий парил над возбужденной толпой и голубой прожектор следовал за ним, когда он описывал круги над зрителями. Он был так красив, что у меня сердце сжалось в груди, но поверх этого чувства была мысль, которая преследовала меня еще с нашего знакомства: «Как может кто-то настолько прекрасный желать меня?». Я привела себя в порядок, но кто мог сравниться вот с этим — с ним?
И вдруг он оказался надо мной, его кудри обрамляли лицо. Глаза были накрашены почти как маска домино (округлая черная маска, которая закрывает только область вокруг глаз и между ними — прим. переводчика) и казались еще больше, чем в тот момент, когда я увидела Жан-Клода по нашей метафизической связи чуть ранее. Легкий ветерок шевелил перья на его крыльях. Мне захотелось протянуть руку и коснуться их, чтобы понять, реально ли они такие мягкие, какими кажутся. Я смотрела ему в глаза, и их цвет потерялся в свете прожектора, так что они казались черными, как его волосы. Он потянул ко мне свою руку, а я потянула к нему свою, но позволила ему самому решать, каким будет это прикосновение. Это походило на сложносочиненный поцелуй, когда, слишком резко сунув руку вперед, ты рискуешь заехать человеку по лицу.
Он коснулся меня всего лишь кончиками пальцев, и на секунду ветер его силы растрепал мои волосы, создав ореол из кудрей вокруг моего лица, как если бы я была отражением Жан-Клода. Он улыбнулся
