Дневники фаворитки - Татьяна Геннадьевна Абалова
— Неужели Ее Величество едет из одного конца Дамарии в другой лишь для того, чтобы навестить монастырь?
На вопрос ответила всезнающая Жейма. Оказалось, что королева — любительница путешествий и, пока ее супруг управляет страной из столицы, колесит от города к городу, из замка в замок.
— Не зря же они не остались обедать, — служанка вычесывала из волос Софии травинки. — В дальнюю дорогу не отправляются с пустым животом. Значит, их ждут в особняке губернатора. Ее Величество не покинет Кардовар до самого бала.
— Это сколько же дней осталось до него?
— Десять.
— И где мне за такой короткий срок найти нарядное платье? — после знакомства в саду на бал сходить тянуло.
— Так в городе же. Там есть салон швеи Зоззи, а если денег маловато, то можно и в городской лавке купить. Правда, перед праздником, когда на центральную площадь приходят повеселиться почти все граждане Кардовара, выбор навряд ли будет богатым.
— Скажи, а какой город крупнее: Кужары или Кардовар?
— Я лишь раз была в Кужарах со своей прежней хозяйкой. Городок, конечно, поменьше нашего, но там живет замечательная портниха Душеница. Старушка, но более прелестных вышивок, которыми она вместе со своими тремя дочерями украшает платья, я не видела. Вам бы к ней попасть.
— Сутки пути туда, сутки обратно — это только чтобы заказать, — София загнула два пальца, — потом время на работу. Примерка хотя бы одна нужна — это опять сутки да сутки. Нет, не поспеть.
— Жаль. Лезения хоть и живет в столице, где целая улица мастериц иголки и наперстка, а свадебное платье у вдовы Душеницы заказала, — Жейма так дернула ленты корсета, что София ойкнула. Грудь вылезла двумя спелыми яблочками.
— Зачем же так далеко?
— Секрет у нее есть. Как думаете, почему леди Лезения школу не закончила?
— Ну, не было нужды, — София помнила о главной цели монастырских учениц. — Жених уже есть, зачем голову напрягать?
— Нет, — служанка, расправляя воротник на платье госпожи, со значением посмотрела в глаза, — у нее очередники перестали приходить. А Душеница так сошьет, что никто не догадается, что Лезения ребенка ждет. Меня монахини пытали, всегда ли она в своей постели ночевала. Я ответила — всегда. Но не одна. Бывало, сын второго советника только под утро уходил. Я голову подушкой накрывала, чтобы не слышать, как скрипит кровать.
— И что?
— Отругали, что молчала. А Лезения обиделась, что я ее матери-настоятельнице выдала. Но как не признаться, когда через месяц-другой правда все равно вылезет?
— А на какой улице живет вдова Душеница? — пока Жейма болтала, София думала о своем.
— Васильковый переулок, дом с башенкой.
«Мечтать-то никто не запретил. Не сейчас, так потом хорошая швея пригодится. Не век же крестьянкой ходить?»
И с душевным трепетом вспомнилось, как незнакомец звал: «Идем купаться, крестьянка!».
«Только бы это был не принц, только бы не он!» — Софья ругала себя, что не решилась спросить имя. Запасть на брата — это ли не худшее наказание для часто бьющегося сердца? Но разве незнакомцу дашь шестнадцать лет? Двадцать — двадцать пять, не меньше.
От рассуждений, склоняющих в пользу любителя плескаться в пруду, сладко сосало под ложечкой.
Лепестки увядающей лилии София положила между страницами дневника. На память.
Глава 21. Первые шаги
— Куда идти-то? — Софья обернулась на Жейму, спешащую в помещение за лестницей, где накрывали столы для слуг. Провозившись, на обед опаздывали обе.
— Дальше по коридору, в самом конце!
Первый этаж мало отличался от третьего — тот же небольшой зал с диванами, пуфами и помпезным камином, довольно широкий коридор с множеством дверей с цифрами на медных пластинах и арка, которая при необходимости перекрывалась ажурными кованными створками с петлями для замка. Правда, на этом этаже арка вела не в библиотеку, а в довольно оживленное помещение, откуда доносились звон посуды и запахи, вызывающие урчание в животе.
— Шиповничек… Шиповничек… Шиповничек… — многоголосый шепот подействовал на Софью как ушат холодной воды. Она и так переживала, как ее встретят, найдет ли место, не прогонят ли прочь опоздавшую, а тут сразу со всех сторон неслось имя, приклеившееся с легкой руки сестры Форы.
Монахиня, облаченная в белый ширококрылый чепец, поднялась над столом будто айсберг, всплывающий из пучин моря. Довольно цветного моря — никто из леди не переоделся после визита королевы, и они продолжали блистать драгоценностями и затейливыми прическами. Теперь им было о чем посудачить, ну и получше рассмотреть вышивки и кружева соперниц по борьбе за сердце принца.
Лучшее платье Софии смотрелось жалким против бархата, парчи и атласа.
— Шиповничек? Много чести, — произнесла сидящая за средним столом черноволосая красавица. Она осмотрела новенькую с ног до головы и брезгливо поджала губы. — Мышь. Серая мышь.
— Практично, удобно, немарко, — растянув подол платья, София сделала вполне изящный поклон. Не зря ее полчаса не отпускала Жейма, требуя вновь и вновь повторить приветствие. — А на вашем нежно-розовом шелке жирное пятно.
Пятна на самом деле не было, но вспыхнувшая красавица отвлеклась сама и заняла подруг, приложивших все старания, чтобы его отыскать.
— Садись туда, — сестра Фора указала пальцем на пустующее место за своим, третьим, столом, где сидели ученицы последнего набора. Неизвестно откуда появилась прислужница с подносом, и Софья насладилась горячими и весьма вкусно приготовленными блюдами. Так и не отыскавшие пятно еще долго пытались убить новенькую взглядами, но все заряды ненависти летели мимо. Шиповничек прекрасно знала кто она, что она, и ей было глубоко наплевать на змей, сплетшихся в один клубок.
* * *
— Скажи, а кто эта гадюка, что восседает, будто королева, в центре среднего стола?
До начала учебы режим соблюдался как попало. После обеда разрешалось поваляться в кровати. София скинула на пол лишние подушки (уж слишком много
