Дневники фаворитки - Татьяна Геннадьевна Абалова
— Если это жилище монахинь, тогда мне направо, — здраво рассудила она, не желая встречаться с суровыми жрицами богов. — Что так, что эдак, все равно попаду в сад.
Щебетание птиц, жужжание пчел (за группой фруктовых деревьев виднелись ульи), легкий полет бабочек, пьяный запах цветов и зрелых яблок — как, оказывается, всего этого не хватало Софийке Вежанской. Найдя поляну, поросшую ухоженной травой, крестьянка дворянских кровей с блаженством растянулась на ней. Зажмурилась, подставляя лицо ласковым лучам.
— Мам, я по тебе скучаю…
Выдернули ее из сна ссорящиеся в ветвях деревьев птицы. Испуганно оглядевшись, и найдя, что Лейрена не сильно продвинулась по небосклону, а значит в забытьи минуло не слишком много времени, София прислушалась: с первого этажа доносилась игра на бюдаре. Кто-то ублажал королеву и принца своим искусством. Последующее пение, конечно же, очаровательное, утвердило неугодную ученицу, что охмурение Его Высочества идет полным ходом.
— Не удивлюсь, если начнутся изящные танцы. Товар нужно показать лицом.
Догадка подтвердилась, когда София пальцами ноги пыталась достать водяную лилию. Пруд, как и обещала Жейма, впечатлил, и ужасно хотелось потрогать восковые лепестки необычного цветка. Такие в Гремыках не росли.
С первого этажа доносился стройный топот.
— Пляшут, — успокоила себя София, боясь пропустить обед. От наскоро проглоченного завтрака уже не осталось и следа. Вновь заплела распустившуюся косу и, не удовлетворенная тем, что лилию достать не удалось, направилась к цветнику.
— Это же какой может получиться венок! — восхитилась она нежными пионами и теми цветами, которым названия не знала, поскольку никогда не видела. Воровато оглянувшись на окна, за которыми наверняка никому не пришло бы в голову наблюдать за новенькой, когда в их компании находятся столичные гости, надергала нужное количество и сплела венок. Водрузив его себе на голову, вернулась к пруду и полюбовалась на себя в зеркальную гладь.
— Красивее никого нет, — самоутвердиться стоило: унижения, выпавшие на долю леди Мирудской только из-за неправильно подобранной одежды и неухоженных ногтей, оставили неприятные след в ее душе.
«Так и вовсе можно поверить, что я лягушка болотная», — София вспомнила лица матери-настоятельницы, сестры Форы и тех трех девиц, что надеялись понравиться принцу.
В главном здании школы танцы все еще перемежались песнями, а в животе уже урчало.
— И откуда силы берут? — Софи поискала глазами, где бы ей укрыться от дневного светила, которое ощутимо припекало. Поросшая мхом лестница привела в каменную беседку, увитую шиповником. Его простые цветы на густой зелени смотрелись мило, и трудно было представить, что за их нежностью скрываются колючки.
Напевая себе под нос, София вошла под сень беседки и услышала неожиданное:
— Ну как, вода холодная?
— Что, простите? — она оторопело уставилась на мужчину, лежащего на скамейке. Его лицо было закрыто локтем.
— Я спрашиваю, вода в пруду холодная? — он лениво потянулся и сел. Но сел не как едва проснувшийся мужик, позевывающий и поскребывающий пузо, а как хищник, который только притворялся спящим.
— Н-не очень.
— Хорошо, — незнакомец поднялся, снял через голову рубаху, кинул собеседнице, которая только благодаря природной ловкости успела подхватить ее. Когда мужчина взялся за пряжку ремня, Софья попятилась к выходу.
— Что вы делаете?!
— Собираюсь купаться, — он ни на мгновение не остановил процесс стягивания штанов. — А ты что подумала, крестьянка?
— Я не крестьянка, — обиженно надула губы Софийка, — я…
«Леди? Зачем кому-то доказывать, что я таких же благородных кровей?»
А то, что стоящий перед ней мужчина именно из благородных, было заметно не только по дорогому камзолу, небрежно скрученному и выполняющему несвойственную ему роль подушки, не только по тонкому полотну рубашки, пахнущему так хорошо, что хотелось в блаженстве закрыть глаза, но и по тугим мышцам, бугрящимся под гладкой кожей, по необычно коротко стриженным волосам, выдающим в незнакомце столичного гостя, по гордой посадке головы и по… глазам.
«Божечки! Какие же у него глаза!»
По сравнению с ними Бохартовы явно проигрывали. И манящим блеском, и длиной ресниц, и даже морщинкам у внешних уголков, которые являлись доказательством того, что их хозяин часто улыбается.
«Не смотреть на губы! Не смотреть!»
Оставшись в одних подштанниках, незнакомец громко гикнул и поскакал по лестнице вниз, а потом с разбега нырнул в тот самый пруд, где гордые лили от возмущения заплясали на поднятых волнах.
— Крестьянка, идем купаться!
— Я не крестьянка, — София посмотрела на свои руки, которые неизвестно зачем прижимали мужскую рубашку к груди, и тут же швырнула чужую вещь на пол. Туда же, где из-под штанов виднелись искусно пошитые туфли.
— Тогда служанка? — незнакомец отфыркивался от воды. Его волосы потемнели, а взгляд из-под намокших ресниц стал еще более выразительным. София только усилием воли не отвела глаза. Вот еще! Смущаться? Да она Бохартову задницу видела во всех ракурсах, правда, только на рисунках Гелены. Нашел, чем удивить! Ну и пусть ткань подштанников мало что скрывала под собой, а прилипшая к телу она не только показала наличие крепких бедер, но и рельефность зада и…
Тут София глаза все-таки закрыла.
Выбравшийся из воды незнакомец засмеялся. Легко взбежал по лестнице, на которой мраморным изваянием застыла «крестьянка».
— Как же зовут тебя, красавица? — ей протягивали водяную лилию. София убрала руки за спину и подняла глаза на раскованного весельчака.
«Клянусь, только для того, чтобы не смотреть на намокшие подштанники».
Незнакомец снял с ее головы венок, воткнул в него гибкий стебель лилии и вновь водрузил на зардевшуюся от такой наглости девушку. Поправив волосы, полюбовался своей работой.
— Тебе бы не служанкой быть и носить не венок, а корону…
От его легких прикосновений по спине побежал озноб. София стояла с приоткрытым ртом и не могла пошевелиться: ее будто сковала неизвестная магия.
— Так как же тебя зовут?
Софья сглотнула, прежде чем ответить:
— Шиповничек.
— Приятно познакомиться, Шиповничек. Мне пора, — он прислушался к тишине школы: оттуда уже не доносились ни звуки музыки, ни топот танцующих. — Надеюсь, еще встретимся.
Софья не стала ждать, когда незнакомец оденется. Стремглав кинулась к колокольне — подальше от людей, от которых невозможно будет скрыть горящее лицо, сбившееся дыхание и такой громкий стук сердца, что им можно было бы заглушить звон колокола, приглашающего к вечерней молитве.
С высоты колокольни, где кроме ветра
