Дневник травницы - Канна Шорен
Девушка не поняла, как так быстро оказалась под елью, но сидя именно там почувствовала, как дрожит. Её знобило от холода, ноги дрожали с непривычки от бега, а руки от осознания спасения. Сердце ухало в ушах, дыхание отдавало хрипотцой и совсем как будто не хотело восстанавливаться, было одновременно жарко от физической нагрузки и холодно от намокших только снаружи вещей. Ей бы развести костёр, посушить одежду, но вокруг не было достаточного количества топлива, а наружу выходить опасно.
Под ветками ели было в разы теплее, чем снаружи, отчего Есения пусть и не скоро, но более ли менее отогрелась, ведь внутри вся её одежда была ещё сухой и позволила сохранить остатки тепла, перестала дрожать и успокоилась, почувствовав накатывающую сонливость. Позволить себе заснуть в метель на улице было равно медленной и мучительной смерти. Недосып, нагрузка, недоедание и постоянная работа не сделает кого-то более энергичным. Есения устроилась поудобнее, обняв заплечный мешок и принялась наизусть, тихо, но выразительно декларировать известные ей стихи. Увы, вскоре уверенный тон сменился непонятным бормотанием, а после под ветками сосны всё погрузилось в тишину, прерываемую лишь шумом ветра снаружи.
* * *
Есения не поняла, как заснула, но пробуждение было неожиданным, словно её кто-то резко выдернул из сна за руку. Она испуганно огляделась и прислушалась. Вьюга всё ещё выла, но уже не столь протяжно, как будто потеряв часть силы. А ещё было темно настолько, что девушка почти не видела своих рук в плотных варежках. Вот-вот станет совсем темно, передвигаться станет невозможно. Есению сковал поистине нечеловеческий страх. Остаться одной, посреди морозной ночи в лесу… Да самому злобному врагу не пожелаешь! К горлу начала подкатываться истерика, а глаза начали щипать слёзы горечи, как вдруг она что-то услышала. Пронзительный кошачий крик и ржание коня донеслись до неё, а спустя сущие минуты возле девушки оказалась… Ночка! Кошка стремглав запрыгнула к ней на колени, принявшись громко урчать и тереться об хозяйку.
— Как?.. Как ты тут оказалась?..
Есения крепко обняла фамильяра и почувствовала, как непрошенные слёзы всё же покатились по замёрзшим щекам, а на губах расцвела улыбка. Откуда-то справа раздался храп и нервное топотание коня. Девушка, мягко прижимая к себе кошку и вещи, еле выбралась из своего убежища. Разогнувшись, она поняла, что дрёма на морозе сделала её состояние ещё хуже. Нос оказался заложен, горло немного осипло, а саму её знобило от поднявшейся температуры. Но её улыбка засияла ярче, несмотря на отвратительное самочувствие.
— Это ты его привела? — обратилась Есения к кошки и услышала в ответ утвердительное «мяфк».
Каким-то образом Ночке удалось привести сюда коня Яромира. К своему стыду, девушка до сих пор не знала его имя, обращаясь лишь милыми прозвищами. Конь мягко толкнулся мордой в её плечо, мол, что стоишь, залезай, поехали. Он ещё и навострил уши, когда в отдалении послышалось завывания волков, и начал нервно всхрапывать и перебирать копытами в нетерпении.
— Я не смогу на тебя забраться, ты слишком высокий, мой хороший, — устало произнесла Есения, ласково потрепав коня по холке.
Жеребец присел, тем самым позволив девушке сесть на него, пусть и седла на нём не обнаружилось. Ночка сама устроилась на голове у коня, явно будет выполнять роль навигатора, указывая путь обратно, домой. Есения же обхватила крепко руками и ногами жеребца, буквально уложившись на него всем телом и не забыв хорошо закрепить за спиной мешок, чтобы тот, не дай Бог, не потерялся и не был выброшен. Конь поднялся и потрусил в сторону выхода из леса, продираясь сквозь ветви и всё ещё идущий снег.
— Вези нас домой… — только и успела произнести девушка, прежде чем жар сморил её, и она впала в болезненную дрёму.
* * *
— Ворон, ты молодец! Доставил её живой!
Есения услышала сквозь сон голос Яромира и поспешила проснуться, но словно налитые свинцом веки отказывались подниматься, лишь слегка приоткрывшись. Она почувствовала, как мужчина своими обжигающе-горячими руками расцепил её сомкнутые вокруг шеи коня, а после мягко взял за талию, пытаясь стащить со спины животного. Девушка в этот момент поняла, что если Яромир сейчас попытается поднять её на руки, то пойдут прахом все её старания по его излечению.
— Не смей! — громко, насколько позволял сломленный голос, просипела Есения. — Я сама, отпусти!
Мужчина послушался, и девушка благополучно сама выпрямилась и села, чувствуя, насколько тяжела её больная голова. Она с трудом сползла с коня, чувствуя, как натыкается на поддерживающие её руки Яромира. Еле перебирая ногами, Есения зашла в дом, стараясь не спотыкаться и не натыкаться на стены. Ей так последний раз было плохо только в совсем юном возрасте, когда впервые ходила за камелией и заплутала по дороге обратно. Благо, на следующее утро мужики нашли её спящей под елью и принесли к наставнице уже сильно больной.
Есения, насколько ей позволяло состояние, быстро снимала с себя одежду. Её сил едва хватило на варежки, платок и валенки. Но крупные пуговицы на дублёнке отказывались хоть как-то подчиняться озябшим пальцам, отчего девушка начинала злиться. Спустя н-ое количество попыток в дело вмешался Яромир. Он убрал руки Есении и принялся быстро расстёгивать ей дублёнку.
— Какая глупость… Это я должна о тебе заботиться, как о своём больном, а не наоборот, — прохрипела она, вытирая ладонью покатившиеся слёзы.
— Если бы ты умерла там, на морозе, кто бы позаботился обо мне?
— И то верно, — девушка усмехнулась, на смех сил у её голоса не осталось, а когда дублёнка упала под своей тяжестью к ногам, прошептала: — Спасибо.
Она поспешила в ванную, на ходу расстёгивая пояс и снимая через голову тяжёлое от сырости платье. Закрывшись в комнате, она, трясясь от жара и переохлаждения одновременно, избавилась от всей одежды и, встав на табурет, оттуда шагнула в бочку
