Крапива - Даха Тараторина
– Шляховская подстилка! – выплюнул Влас, и тут же получил пощёчину.
Щека разгорелась, в ушах зазвенело. Княжич ожидал приступа боли, но отчего-то проклятье не ожгло его. Проклятье – нет, зато касание девичьей ладони заставило кровь вскипеть.
Крапива охнула и прижала руку к груди. Отступила. Теперь Влас сделал шаг к ней, и в чёрных глазах его загорелся знакомый пламень. Крапива ударила снова, но и тогда проклятие не пожелало защитить аэрдын.
Влас кинулся к ней, как вырвавшийся из клетки зверь. За единое мгновение придавил спиной к шершавому горячему камню, пятернёй ухватил за затылок, чтобы не вырывалась, и припал к открытому в удивлении рту.
– М-м!
Отстранился лишь чтобы глотнуть раскалённого воздуха и снова придушил упрямую девку поцелуем. Там, в поле, колдовство обжигало Власа, здесь же досталось Крапиве. Кожа горела от поцелуев, нечем становилось дышать. И не страх заставлял её рыбёшкой трепыхаться в стальных объятиях, а злость.
– Стань моей! Стань… моей! – просил княжич, захлёбываясь её дыханием. – Я смогу тебя защитить…
Она сомкнула зубы, и в поцелуй вплёлся вкус крови. Влас вскрикнул и отстранился, а Крапива, запрокинув голову к безжалостному солнцу, сказала:
– Ты себя защитить не можешь, княжич, – ядовито усмехнулась, – княжич… без княжества. Без дружины. Без друзей. Никого-то у тебя не осталось. Ты не защищать меня должен, а умолять о защите. Потому что больше некого.
Что же, даже без проклятья она могла обжечь. Да, пожалуй, ещё и сильнее, чем колдовством. Крапива сбросила его руки и отошла, а Влас остался. Он лёг на землю и вперился взглядом в вышину. Дневное светило раскалило камни, как сковороду в печи, в безоблачном небе кружили смрадные птицы, высматривая жертв. Прячущиеся меж валунов люди казались им лакомой добычей, а Власу думалось, что он и впрямь лежал тут дохлой тушей: слишком слабый, чтобы сражаться, не в силах сбежать. Преданный друзьями. Презираемый врагами. Отвергнутый.
Оставалось лишь ждать, пока голодные твари явятся, чтобы выклевать ему глаза. А уж кем те твари будут – смрадными птицами, племенем Иссохшего дуба или тем, кого зовут Змеем, не всё ли равно? Итог один…
Влас лежал без движения так долго, что мир вокруг превратился в раскалённую белую пелену. Голова отяжелела, в руках не осталось силы. Уж не потому ли безумная затея, что зрела в его голове с самого утра, наконец обрела форму.
Ясно, что приставили к ним и сторожей. Ну как пленники предпочтут мучительную смерть от жажды в степи, лишь бы не попасть к Змею? Но ни один из тех, чьё бормотание звучало из-за камней, не заметил лазутчика.
Шатай будто бы вырос из-под земли и, крадучись, приблизился к Крапиве.
– Шат…
Он приложил палец к губам и сел с нею рядом.
– Дай, – попросила лекарка.
Сломанное запястье шлях перевязал абы как, и оно грозило срастись криво, и то если повезёт. Но Шатай замотал головой. Соломенные волосы его, хоть и были длиннее, чем носили срединники, но не прикрывали свежий кровоподтёк на подбородке.
– Я тэбя нэ отдам, аэрдын, – сказал он. – Сэгодня я украду тэбя, и наш союз благословят боги. Стрэпэт вождь, но Рожаница стоит выше вождя. Он нэ посмэет пэрэчить ей.
Влас приподнялся на локте и фыркнул:
– Наивный дурак. Твой вождь плевать хотел на законы степи. Он всего лишь хочет спасти собственную шкуру! Если бы ты победил в Круге, племя признало бы тебя. Но ты слабак.
Нарочно ли княжич раззадоривал горячего юнца, было не понять. Но Шатай будто дышать перестал.
– Быть может, тэбе самому стоило встать против вождя? – раздельно произнёс он.
– Да уж с меня избитого проку было бы больше, чем с тебя здорового! Вот только твой вождь трус и моего вызова не принял!
– Ты нэ смеешь звать вождя трусом!
– И кто же мне запретит? Уж не ты ли? Он не согласился на честный бой, потому что знал, что ему не победить!
– Идём. – Шатай подскочил, мигом оказался около княжича и вздёрнул его за плечо. – Идём, – повторил он. – Повторишь свой вызов, и Стрэпет примэт его! Аэрдын, будь здесь!
Но травознайка нахмурилась и засеменила вслед за мужчинами. Шляхи оглядывались на них с интересом: Шатай был белее снега, зато пленник с трудом сдерживал улыбку, и казалось, что не шлях ведёт его, а он шляха.
Стрепет стоял в стороне от остального лагеря и самолично правил подковы чёрному жеребцу. К своим коням шляхи не подпускали чужаков и скорее обрились бы налысо, чем позволили абы кому заняться столь важным делом. Завидев приближающуюся троицу, вождь устало закатил глаза. Верный конь обеспокоенно ткнулся ему в ухо мягкими губами, но хозяин отпихнул его.
– Я вэлел Драгу не сводить с тэбя глаз, – сказал вождь.
– Нэ моя вина, что Драг плохо выполняет приказы.
– Зачэм ты привёл мне плэнников? Я сказал, как будэт, и рэшения нэ изменю.
– Плэнник желает говорить с тобой. – Шатай пихнул княжича вперёд. – Ну?
Княжич приосанился. Только лекарка заметила, что дышать он старался неглубоко, дабы не тревожить рёбра. Влас же белозубо улыбнулся, как улыбался, будучи свободным человеком, и уверенно направился к вождю.
– Мальчишка сказал правду, я действительно хочу говорить с тобой, вождь. Наша встреча унесла много жизней и сделала нас врагами. Но небесное светило могло озарить и иной путь. Послушай, Стрепет! Ты вождь, а я сын вождя. Неужто не сумеем решить дело миром?
Влас подошёл непозволительно близко, но Стрепет лишь брезгливо поморщился.
– Ты нэ сын вождя более. Ты мой раб.
Влас стиснул зубы.
– Не наживай врага там, где можно получить друга. Отец даст тебе любые богатства за мою жизнь. Вместе наши воины отправят Змея на прогулку с Тенью! Неужели просить милости у того, кто не чтит законы Мёртвых земель, достойнее, чем заключить мир с нами?
Последний разделяющий их шаг Стрепет преодолел сам. Он потянул за спутывающую руки Власа верёвку и ответил:
– Прэдавший однажды прэдаст снова.
– Племя не согласно с тобой.
– Я вождь. Я приказываю плэмени.
Тень легла на лоб княжичу. Он выпустил верёвку, и прежде, чем та упала на землю, выхватил спрятанный в рукаве нож.
– Тогда племени нужен новый вождь!
Стальное жало нырнуло в податливую плоть. Стрепет растерянно потянулся к торчащей рукояти, но княжич схватил её первым, выдернул и снова всадил
