Крапива - Даха Тараторина
Вождь племени Иссохшего дуба качнулся назад. Казалось, вот-вот упадёт. Шатай бежал к нему, и, наверное, кричал, но не слышал ни звука. Что сделал бы он, достигнув цели? Прикончил срединника или добил того, кто отнимает у него самую дорогую ценность? Того Шатай о себе не узнал никогда, потому что Стрепет накрыл крупной ладонью рукоять, коротко выдохнув, выдернул и вонзил в грудь Власа.
– Мэж нашими зэмлями не будет мира, покуда я жив!
Они упали одновременно, отворотившись друг от друга, как рассорившиеся дети. Но, если вождя подоспевшие шляхи подняли на руки и принялись зажимать раны, то княжич удостоился лишь жестоких ударов. Всех сильнее бил Шатай. Бил за то, как ловко княжич обвёл его вокруг пальца. За последний упущенный шанс. За вождя. Бил и не видел, как гадливо глядит на него аэрдын.
***
Стрепет велел сохранить пленнику жизнь, но нынче вождь лежал под нарочно для него поставленным навесом и шептал песнь Хозяйке Тени. Разъярённые шляхи и не вспомнили приказа. Едва не до смерти забив княжича, они всё ж не убили его. Но лишь для того, чтобы, распяв руки и ноги, привязать на вершине раскалённого камня. Княжича раздели догола, из свежей раны медленно сочилась кровь. Не теки в его жилах запирающее руду зелье, Влас давно бы скончался. Только поэтому грудь его едва заметно приподнималась, когда приближалась одна из больших чёрных птиц.
Смрадники – так называли их шляхи – были вечно голодны и могли клевать как мёртвое, так и живое. Они раздирали твёрдыми клювами едва запёкшиеся раны, испражнялись там же, где ели, и скребли когтями по запачканной землёй коже. Голова умирающего бессильно моталась, и только стиснутые челюсти давали понять, что он вцепится в каждую тварь, что польстится на его глаза. Одна из птиц уперлась лапой в подбородок и, вытянув лысую шею, заклокотала. Но песнь смерти ей окончить было не суждено: Влас сомкнул зубы на облезлом крыле, и смрадник улетел, теряя перья.
Шатай валялся у подножия того же валуна грудой тряпок. Ему досталось куда как меньше, чем срединнику, но шлях наказывал себя за оплошность сам. Он упирался лбом в камень и скулил, как брошенный щенок. После ударялся головой снова и снова, до тех пор, пока не падал без чувств, лежал, а поднимаясь, повторял.
Лекарку не пускали ни к первому, ни ко второму. И сварить лечебный отвар для вождя ей не дозволяли тоже: вся троица оказалась рядом со Стрепетом в недобрый час. Каждый желал ему смерти. Нет им веры!
Крапива свернулась калачиком малость в стороне от большого костра. Слышала, как Драг и Оро вполголоса ругаются, решая, стоит ли казнить хельге. И скоро договорились, что, если Стрепет не выживет, то стоит. Слишком уж многие после Круга поддержали безродного Шатая. Верёвка, коей девку привязали, нещадно давила, но хватало и радости от того, что накинули её на ногу, а не на шею. Крапива ковырнула ногтем твёрдую иссохшую землю и проговорила:
– Непутёвую дочь ты взрастила, матушка-Рожаница…
Когда палящий зной сменился холодом, а смрадники покинули свой пост, Крапиве от жажды начало мерещиться дурное.
Редкий желтоватый ковыль шевелился против ветра. Ростки пригибались, и казалось, что кто-то невидимый идёт по траве. Шелест баюкал и исцелял, утешал, гладил по спине, а сгущающаяся Тьма укутывала девицу пуховой шалью.
Пыльца поднялась в воздух желтоватым туманом, а Крапиве на миг показалось, что откуда-то изнутри этого тумана доносится жужжание.
– Я слышу…
Но звук пропал раньше, чем удалось в него поверить.
Крапива осторожно ощупала верёвку на ноге, но та тут же натянулась, а из темноты донёсся бас Драга:
– Жэнщина, сиди смирно!
Силуэты ближников, очерченные пламенем, казались огромными. О том, чтоб сбежать от эдаких богатырей, нечего и думать. Да куда бежать? Окрест ни души, и даже если удастся добраться до Тяпенок, без княжича их всё одно не уберечь.
Крапива попыталась хоть малость ослабить узел, но, стоило пошевелиться, как Драг, сдавленно выругавшись, направился к ней.
– Нэ будь ты дщерью Рожаницы, выбил бы из тэбя дурь!
Девица сжалась в комок, когда он встал над нею. И уж подавно она не обратила внимания на то, как второй силуэт – Оро – покачнулся и медленно завалился на бок.
– Чего тэбе? – рыкнул Драг.
Крапива тихонько попросила:
– Пить… И верёвка… давит.
– Нэ нравится сидэть на привязи? Вождь принял тэбя в плэмя, а ты отплатила ему прэдательством! Тэбя стоило бы закопать в зэмлю за это!
– Я не хотела ему зла. Никому не хотела…
– Ты жива лишь для того, чтобы поднэсти дар Змэю. И может нэплохо, что он нэ чтит обычаев.
На этих словах горло его перечеркнула чёрная улыбка, а голова запрокинулась. Драг тяжело осел на землю, а позади него, еле держась на нетвёрдых ногах, стоял Шатай. В руках он сжимал окровавленный нож.
– Цела, аэрдын?
Уж что Шатай умел, так это красться незамеченным. И пусть убить соплеменника исподтишка, подло пырнув ножом было великим позором. Он хлебнул позора уже тогда, когда позволил срединному ублюдку напасть на вождя. Он отказался от всего, что связывало его с Иссохшим дубом, когда принял решение. Страшное, но единственно верное.
И тут бы кинуться на шею к спасителю, но вместо того Крапива, как в бреду, подползла к Драгу на коленях.
– Он умер…
– Он стоял у мэня на пути, – отрезал Шатай, и голос его почти не дрожал.
– А второй?
Шлях пожал плечами. Верно, думал, что равнодушно, но тело выдало обман, судорожно дёрнувшись.
– Я выбрал тэбя.
Глаза его сияли в темноте. Безжалостные. Пустые. И как Крапива прежде не замечала этого? Шатай был так же страшен, как Влас. Девка ахнула.
– Как Влас? Живой?
Шлях одеревенел и процедил:
– Надэюсь, нэт.
Он опустился на колени, чтобы распустить узел, и руки его были так же холодны как лезвие ножа, которым он оборвал две жизни.
Когда дело было сделано, он сказал:
– Ты будэшь тиха, как мышь. Многие уже спят, а тэ, кто бодр, стэрегут вождя. Конь ждёт нас. В сумках вода и крупа. Если… Случись что, уезжай без мэня и двигайся на запад.
Как тяжело дались ему эти слова, мог бы понять лишь тот, кто предавал собственное племя.
– Шатай…
– Я выбрал тэбя, аэрдын. Отнынэ ты – моё плэмя. И я должен тэбя защитить.
Она робко потянулась к спасителю, но пальцы замерли, не коснувшись щеки. Страх сковал её. Крапива закусила губу.
– Шатай… Я не могу бросить Власа.
– Аэрдын…
– Он умирает. Он
