Жестокие наследники - Оливия Вильденштейн
— Не проси меня выбирать между моим долгом и моим сердцем, Фейт. Нет.
— Эйс, возможно, и не убивал мою мать, но он женился на Кэт, а это делает его соучастником.
— Ты должна простить её. Твоя мать напала на неё.
— Знаешь что? — она отпустила его. — Очевидно, ты сделал свой выбор.
Она махнула рукой в сторону входа в свою квартиру.
— Уходи.
— Фейт…
— Уходи!
Её большие голубые глаза блестели от слёз.
— И не утруждай себя возвращением.
Яркий свет пролился сквозь тьму и унёс Фейт и Сайласа.
Я моргнула и обнаружила, что Римо уже смотрит на меня. На этот раз его губы были плотно сжаты, а челюсть подергивалась, как будто то, что разыгралось для него, было глубоко раздражающим.
— Ты видел моих родителей, не так ли?
Это было не такое уж дикое предположение. Если я была свидетелем глав из его жизни, он, судя по всему, увидел эпизоды из моей.
Он вздрогнул.
— Расскажи мне, что ты видел.
Он запустил руку в волосы, затем отвёл взгляд. Лифт дернулся, а затем заскользил вниз. На этот раз, когда его спуск прекратился, я был готова к началу маленького странного шоу.
Теперь было видение с Грегором, а также Римо, хотя он был гораздо моложе, нежели сейчас. Если бы мне пришлось гадать, на вид ему было четыре, может быть, пять лет. И они стояли рядом с плавающей кроваткой. Я не могла видеть ребёнка внутри, но слышала, как он хнычет. Это был Карсин? Нет… Карсин был более чем на десять лет младше…
— Что ты думаешь о своей будущей королеве? — спросил Грегор.
В той кроватке была я?
— Она ребёнок, — ответил Маленький Римо. — Младенцы не могут быть королевами.
— Дети вырастают.
— Она уродлива. И её крики причиняют боль моим ушам.
Грегор захохотал, его густые, тронутые возрастом волосы заплясали вокруг веселого лица.
— Лучше привыкай к этому, Римо.
— Привыкать к чему, дедушка?
— Женщины плачут. Это никогда не меняется.
Я сжимаю губы. Шовинист.
Маленький Римо сморщил нос.
— Мне не нравятся женщины.
— Если ты хоть в чем-то похож на меня, то будут нравиться. Они тебе будут слишком нравиться. Может быть, тебе даже понравится и эта.
Он кивнул на мою плавающую кроватку.
— И если так случится, что она тебе действительно понравится, тогда ты станешь королем. Разве это не было бы великолепно?
Римо приподнялся на цыпочки и снова заглянул в кроватку, всё ещё морща нос.
— Нужно ли мне любить её, чтобы быть королём?!
Грегор вздохнул, и хотя на самом деле его там не было, его пронзительный карий взгляд, казалось, остановился на мне — взрослой Амаре.
— Это был бы самый простой способ… но не единственный.
Воздух прояснился, но моё настроение определенно не улучшилось. Моё отвращение к Грегору Фэрроу закипело и проникло под кожу, леденя кровь. Как мне хотелось запустить своим огнём и пылью в лицо вариффа.
На этот раз мы с Римо не разговаривали, хотя наши взгляды встретились и не отрывались друг от друга, пока лифт опускался на следующий этаж. Мы поднялись по лестнице на три этажа. Означало ли это, что останется ещё одно воспоминание, через которое нужно будет пробираться? Обняв саму себя за локти, я приготовилась. Как по команде, лифт остановился, и воздух почернел.
Мяч угодил Римо в челюсть, которая была слегка округлой и покрытой редкой щетиной.
— Включись в игру, Римо, — окликнул его другой мальчик.
— Я в игре, — проворчал он.
— Серьёзно? Потому что я мог бы поклясться, что ты глазел на принсису.
Взгляд, который Римо бросил на своего друга, был полон яда.
— Она ребёнок, Аарон. Ребёнок, который считает, что заслуживает мир на грёбаном блюдечке с голубой каёмочкой, только потому что её отец носит корону, а мать может манипулировать украденной витой.
Его пальцы были сжаты в кулаки.
— Кстати, виту она забрала у моей семьи. И я планирую освободить эту виту.
— Чувак… — Аарон отступил.
— Что? Ты думаешь, нашей королеве должно быть позволено оставить себе то, что ей не принадлежит?
Аарон поднял руки.
— Я не хочу это слышать.
Когда мальчики исчезли, я сжала пальцами кожу на локтях с такой силой, что, несомненно, нарушила кровообращение.
— Ты планировал вспороть шею моей матери? — заорала я.
Римо сморщил брови в замешательстве.
— Амара, я…
Лифт зазвенел, унося с собой остальные его слова — несомненно, ложь, — но стеклянная панель не раскололась. Вместо этого она загорелась, и появились четыре слова: «Добро пожаловать в Плеть».
Снова это слово. Что это значило?
Стекло потемнело, затем прояснилось. Я увидела, как дайла впрыснул яд в чью-то ногу, за ним последовал квил, вонзающийся в плоть, тела фейри, превращающиеся в серую пыль, а человеческие тела обезглавливались лазерными лучами, раны сочились и пузырились язвами.
Волна тошноты ударила в мои стиснутые зубы. Проекция отключилась, а затем в стеклянной стене появился шов, который расширился и двери раздвинулись. Я выбралась в вестибюль, сжав ладонями бёдра, согнувшись всем телом. Пока я пытался проглотить мерзкий привкус рвоты, ветер со свистом ворвался в зияющий вход, наполнив вестибюль жуткой тишиной.
— Что такое плеть? — мой голос звучал ровно, хотя я была переполнена яростью.
— Кнут. Тот, который причиняет огромную боль.
Мне было интересно, откуда Римо это знал. Вряд ли он мог посмотреть это на своём Инфинити. Хотя, может быть, у него был такой. В этом был смысл.
— Может быть, это название этого места, — рискнул он.
— Очень подходящее.
Как только я почувствовала, что желудок успокоился, я выпрямилась и повернулась лицом к Римо, который стоял достаточно близко, чтобы я могла дотронуться до него. Не то, чтобы я стала бы это делать после того, чему только что стала свидетелем.
Если только это не было правдой, и это место не пыталось создать проблемы.
— Как-то раз ты сказал мальчику по имени Аарон, что перережешь шею моей матери?
Он моргнул.
Я сделала небольшой шаг назад. Это было правдой.
— Я ненавидела тебя раньше, но теперь…
Мои руки сжались в кулаки так сильно, что побелели костяшки.
Его глаза стали каменными.
— Поверь мне, я понял это из эпизодов, которым подвергался. Я не знал, что у тебя было так много прозвищ для меня, и что мои глаза были… как ты описала их Джии? Ах, да, цвета яда дайла.
— Возможно, я и говорила о тебе неприятные вещи, но я никогда не замышляла убийство твоей матери или уничтожение твоей семьи, — я попятилась. — Подумать только, а я начинала тебе доверять.
Краска залила скулы Римо.
