Другой край мира (СИ) - Иолич Ася

Она сбежала по лестнице и торопливо постучала в прикрытую дверь комнаты Воло и Конды. Она ждала, нетерпеливо постукивая пальцами по косяку, и наконец услышала скрежет стула по полу и шаги к двери.

– Верделл, ты утомил меня. Это не та рыба, о которой я рассказывал. Я же сказал, чтобы ты занялся делом, – сказал Конда, подходя к двери. – Ты не даёшь мне сосредоточиться.

Он открыл дверь полностью, высунулся наружу, увидел Аяну и радостно и удивлённо улыбнулся.

– Кирья Аяна, чем могу быть полезен? Я не видел тебя несколько дней.

У неё в животе засвербило. Он смотрел на неё тёмными глазами, прищурившись, и из их уголков разбегались едва заметные тонкие лучики морщинок, а ещё он побрился, и от этого стал выглядеть немного иначе.

– Конда, мне нужен Ретос. Отцу моей подруги становится хуже. Скажи, пожалуйста, где он.

Вот и всё. И чего она так переживала?

– Он сегодня пошёл к кире Нети, к капитану Эрланту. Останется там до ночи.

– Спасибо. Я пойду за ним.

– Постой, кирья. У меня идея получше. Верделл, ты всё слышал?

Он повернулся к открытому окну, и Верделл, который подслушивал, сидя на корточках, шумно вздохнул.

– Да, кир Конда. Сейчас сбегаю, – сказал он и моментально убежал.

Конда повернулся к Аяне.

– Отец подруги — случаем не Даро?

– Да, это он, – Аяна заинтересованно взглянула на него. – Как ты узнал?

– Я видел тебя с подругой... Тили, кажется. Она очень хрупкая девушка. Её отца все знают, о нём тут ходят легенды. Кажется, в юности он был очень... изобретателен.

Аяна грустно улыбнулась.

– Да, но сейчас ему плохо. У него всё ещё жар.

Конда вскинул бровь.

– Жар? Сколько дней прошло?

– Тили говорит, что сегодня уже восьмой день.

– Это плохо. Но лучше подождать Ретоса. Отсюда же недалеко до двора твоей подруги?

– Совсем близко, – кивнула Аяна.

– Может быть, подождём его тут? Мне надо закончить кое-какие записи.

Аяна мгновение колебалась, но он открыл дверь шире, приглашая её в комнату, и она неосознанно сделала шаг вперёд.

– Так странно, что я приглашаю тебя войти в твою же бывшую спальню, кирья, – сказал он, с улыбкой качая головой. – Я хотел бы ещё раз поблагодарить тебя за эту чудесную комнату. Я не трону и не обижу тебя.

21. Напиши мне своё имя

Он сел за стол и придвинул большую книгу, со страницами, местами покрытыми вязью уже знакомых ей символов. Аяна подошла чуть ближе и робко заглянула ему через плечо.

– Что это за язык? Что ты пишешь? – спросила она, увлечённо пытаясь найти хотя бы один знакомый символ в его записях.

– Это? Рядом с общим? Это арнайский. – Он повернулся к ней через спинку стула. – Язык, на котором говорили в древнем Арнае. Мне удобно писать на нём, потому что в нём много устойчивых фраз, которые заменяют одним словом сразу пять или больше. Его у нас снова стали использовать после того, как народы разобщились.

– После того как что?

Он с удивлением взглянул на неё.

– Народы... разобщились. После того, как древние победили дракона, который хотел уничтожить мир. Люди разбились на общины после того, как он чуть не уничтожил всё существующее, и стали забывать общий язык. До того, как пришёл Алкейм Просветитель и заставил нас снова услышать друг друга и вспомнить общий, в наших краях говорили и писали на арнайском.

– У нас тоже есть сказания о драконе. Но этих сказаний я не слышала. И я даже не знаю, где находится... Арнай.

Он встал и прошёлся туда-сюда по комнате.

– Кирья Аяна, у вас есть карты?

– Есть. В учебном дворе есть старые книги и карты, на которых нарисована наша долина и то, что находится вокруг. Прибрежная часть Олар Сир и долина Рогатого духа, а ещё то, что находится сразу за южным гребнем.

– А карты мира?

– Нет. Арем Дар сказал, что давным-давно, очень много лет назад, у нас в хранилище книг был пожар. Сгорел деревянный этаж, где хранились самые старые книги и карты. Наверное, те, о которых ты говоришь, были там. Арем Дар говорил, что они были очень старыми. Их специально хранили в комнате, где стены были пропитаны настоем купресы, чтобы защитить бумагу от вредителей. Кто-то заснул там, читая книгу, и во сне столкнул со стола светильник. Масло из светильника вспыхнуло, и книги не успели спасти.

– Их пытались восстановить?

– Не знаю. Это было давно, очень давно. Скорее всего, да. Ты тоже пишешь книгу?

– Я веду записи о каждом нашем путешествии. Пулат поручил мне вести журнал, чтобы отчитываться по возвращении, но необходимость изо дня в день выполнять одну и ту же нудную задачу угнетала меня, и я начал вносить в журнал смешные замечания и записывать свои впечатления. Это так увлекло меня, что я теперь стараюсь записывать всё новое, что узнаю, и свои измышления на этот счёт. Возможно, когда-то мои записи и соберутся в книгу, – пожал он плечами. – Ведением учёта припасов всё равно занимаются другие люди.

– А что здесь написано? – она кивнула на открытую страницу.

– Я записал некоторые заметки о вашей долине. Здесь написано, как вы обрабатываете это растение... власку. У нас нет такого растения. Мы выращиваем хлопок.

– Никогда не слышала о таком.

– Кирья Аяна, а можно попросить тебя написать что-то на вашем языке?

– Хорошо.

Он жестом пригласил её сесть за стол, достал из сундука небольшой лист бумаги и положил перед ней. Она села, взяла грифель и посмотрела на него.

– Что мне написать?

– Ну... своё имя, потом... к примеру, моё, ну и несколько слов — дом, вода, еда, земля, лошадь, работа, любовь.

Аяна старательно вывела всё, что он просил, следя, чтобы почерк был ровным, и повернулась к нему как раз в тот момент, когда он, опираясь на спинку стула, наклонился над её плечом, чтобы рассмотреть символы. Его запах окутал её, и сердце будто пропустило удар. Смуглое лицо было совсем рядом, и Аяна видела вблизи аккуратно подшитый край воротника его тонкой и лёгкой желтоватой рубахи, синеву пробивающейся щетины, уголок его широкого, чётко очерченного рта, напряженные ноздри, крошечные морщинки у сосредоточенно сощуренных глаз цвета падевого мёда, тёмные волосы на виске, а ещё чувствовала жар, исходящий от его необычно горячей кожи. У неё свело скулы и сбилось дыхание, но, к счастью, он этого не заметил.

Она отложила грифель холодеющими пальцами, и Конда взял его.

– Что значит это слово? – показал он пальцем на лист.

– Дом. У нас это «томо». Дальше — вода. «Ако».

Он подписал под каждым словом его значение на общем языке, а рядом — на арнайском, и каждое движение его руки рядом с ней заставляло сердце переворачиваться.

– Хм-м... это очень интересно, – сказал он. – Характер линий букв совершенно разный. У вас это будто стрижи на верёвке... Кирья, как называется ваш язык?

Она смотрела на его смуглые кисти с выступающими венами, длинные пальцы, на его потемневшее кольцо и узкие овальные ногти, которыми он постукивал по листу бумаги.

– Я не знаю, – выдавила она, пытаясь побороть ком в горле, но голос всё равно прозвучал хрипло – Есть наш язык и есть общий.

Он удивлённо повернулся к ней, и Аяна встретилась с ним глазами. Он сглотнул, его кадык поднялся и опустился, и она вспомнила, что ещё ниже, под рубашкой, на его плечах и спине пепельными буквами выведены незнакомые слова. Она вскочила, задыхаясь, проскребая стулом по плитке пола, и попятилась от него.

– Кирья, прости! – Конда тоже отскочил и схватился за голову. – Прости меня! Я, верно, смутил тебя. Я увлёкся тем , что ты написала, и забыл, что ты юная девушка, которой может быть неприятно находиться рядом с малознакомым мужчиной. Тысячу раз прошу извинений!

Он схватился за переносицу.

– Где же Верделл? – сказал он растерянно. – Он должен был уже прийти.

Аяна молча стояла, пытаясь прийти в себя, и сквозняк из окна зябко холодил её пылающие уши.

– Конда, зачем ты запретил своим людям говорить со мной? – наконец произнесла она то, что не менее сильно волновало её уже несколько дней.