Хозяйка древнего замка, или Таинственный граф в наследство - Анна Жнец
«Считаю, что, если не подсыпать вам в еду отраву, вы быстро пойдете на поправку», — подумала я, а вслух сказала следующее:
— Вы и правда окрепли. Я заметила это еще на прогулке.
Мои слова заставили графа вспыхнуть от удовольствия.
— Уже ужин? — спросил он, подтянув одеяло к груди.
— Нет, я принесла вам обещанный десерт. Попробуйте.
— Что-то холодное, — заметил Его Сиятельство, когда я опустила на его колени креманку.
Затаив дыхание, я следила за тем, как он осторожно зачерпывает ложкой мороженое и подносит ко рту.
Боже, что со мной? Почему сердце так стучит? Почему я так напряженно жду его вердикта?
Попробовав десерт, хозяин Вулшира хмыкнул с удивлением, одобрительно покачал головой и изрек:
— Недурно, очень даже недурно. Что-то необычное.
А потом с откровенным наслаждением взялся за креманку и не остановился, пока серебряная ложка не заскребла по стеклянному дну.
— Вы должны знать, — сказала я, забирая у него пустую посуду. — Сегодня я уволила Шарлотту и Агнесс.
Граф молчал, терпеливо дожидаясь продолжения, и я поспешила объясниться:
— Они были пойманы на воровстве.
Уголок точеных губ дернулся. По лицу Его Сиятельства пробежала тень.
— Это точно? Они служат в Вулшире много лет.
— Вы мне не верите?
— Должны быть весомые доказательства их… нечистоплотности.
— О, поверьте, они есть. Более чем весомые.
Роберт Дарес крепко сжал зубы. На его челюсти заходили желваки. Я видела, что ему физически больно думать о старых служанках плохо и понимать, что его обманывали, пока он был так беспомощен.
Представляю, каким ударом для него станет правда о сэре Боргене, о том, что на больничную койку его отправил человек, которому он безгранично доверял.
— Вы недовольны, что я приняла это решение без вашего участия? Хотите поговорить с Шарлоттой и Агнесс лично?
— Нет.
Хорошее настроение графа улетучилось. Человеческая подлость заставила его снова почувствовать себя больным.
— Вулшир не может оставаться без слуг, — сказала я. — Завтра же отправлюсь в деревню и наберу персонал. Вы даете мне на это свое разрешение, Ваше Сиятельство?
Роберт Дарес уныло покивал.
— Клянусь, я сделаю так, что ваш замок снова расцветет.
И снова угрюмый кивок в ответ.
Бедняга. Благородной душе трудно понять душу гнилую.
Я тяжело вздохнула и собиралась уже вернуться на кухню, чтобы заняться ужином, но тихий голос графа остановил меня у самой двери.
— Кларисса, могу я вас кое о чем попросить?
Его Сиятельство выглядел смущенным, почти как тем вечером, когда я помогала ему с купанием.
Неужели снова?
Лицо вспыхнуло, сердце участило ритм.
— Что мне сделать для вас, Ваше Сиятельство? — выдавая мое волнение, голос предательски дрогнул.
— Вы не могли бы… — Роберт Дарес неловко кашлянул в кулак. — Не могли бы… почитать мне.
Что?
Почитать?
Такого я не ожидала.
— Видите ли, — граф поправил повязку на глазах. — В моем нынешнем положении не слишком много развлечений. Я теперь чувствую себя лучше, меньше сплю, у меня появилось больше свободного времени, но в этом есть и отрицательные моменты.
«Ему скучно! — поняла я. — Вот в чем дело!»
В мире, где нет радио, телевидения, интернета с доступной музыкой, книг со шрифтом Брайля, слепому человеку совершенно нечем себя занять.
— Конечно, Ваше Сиятельство. Какую книгу принести из библиотеки? Что вам почитать?
Глава 19
Роберт Дарес
С появлением в его доме леди Клариссы Кейдж в жизнь Роберта Дареса вернулись маленькие радости. Вкусная еда, прогулки на свежем воздухе, удовольствие от общения.
Кофе!
Как же он по нему скучал!
За чашку этого крепкого ароматного напитка граф готов был расцеловать Клариссе руки! Несколько глотков бодрящей жидкости — и он снова чувствовал желание жить. Такая, казалось бы, мелочь, но сейчас именно эти мелочи, эти маленькие радости, удерживали Роберта в шаге от отчаяния. В них он черпал силы для борьбы с болезнью.
Раньше граф часто проваливался в яму забытья и не осознавал хода времени, но теперь окреп, спал меньше, и бесконечные часы, заполненные безделием, стали настоящим проклятием. Время превратилось в резину. Занять эти пустые часы можно было лишь тревожными мыслями. Сидя в постели, Роберт Дарес снова и снова предавался воспоминаниям. Прошлое виделось ему сверкающей круговертью балов, званых ужинов и охоты. Тогда он был здоров, неутомим, кровь кипела в его жилах. Он мог всю ночь заниматься с женой любовью, а утром вскочить в седло и отправиться с друзьями загонять зверя в окрестном лесу.
Теперь былое казалось сном, хороводом теней. Стоило ему на год выпасть из придворной жизни, и друзья растворились, как туманные призраки. Беспомощный калека, он стал не нужен и молодой жене. Прогнозы врачей звучали неутешительно, и красавица супруга упорхнула на свободу, словно птичка, вылетевшая в окно.
Он не осуждал Мелинду. Но костер его любви в тот же миг прогорел до холодных углей. Клятвы, которые они давали друг другу у алтаря, оказались пустым звуком.
Вспоминать прошлое было мучительно. Думать о будущем — еще больнее. Весь досуг Роберта свелся к ожиданию. Проснувшись, граф ждал завтрака. Во время еды он на несколько благословенных минут забывал о скуке, растворялся во вкусовых ощущениях и не думал о своей слепоте. Горькие мысли отступали, чувство тоски и одиночества ослабляло хватку. Ему становилось почти хорошо. Однако длилось это недолго.
Стоило тарелке опустеть, и леди Кейдж уходила. С тихим шорохом затворялась дверь. Постепенно затихали шаги. Роберт снова оставался наедине со своей болезнью, с унизительной беспомощностью, с тишиной и темнотой.
Покончив с трапезой, он принимался ждать следующего приема пищи, ибо, стоило это признать, иных развлечений у него не было. Не жизнь — унылое животное существование.
— Кларисса, могу я вас кое о чем попросить?
— Да, разумеется. Что мне сделать для вас, Ваше Сиятельство?
Приезд этой молодой особы стал для Роберта глотком свежего воздуха. Леди Кларисса Кейдж раскрасила его серые будни мазками ярких красок.
Ее мелодичный голос ласкал слух. Ее цветочный запах дразнил обоняние.
В голове тут же нарисовался ее образ — хрупкий и нежный, под стать мягкому голоску.
Как же сильно Роберту хотелось увидеть лицо своей гостьи, но даже болезненное любопытство не заставило его приподнять повязку, защищающую глаза от губительного света.
— Не могли бы
