Клетка для дикой птицы - Брук Фаст

Я отстегнула наручники от ремня и с силой защёлкнула их на его запястьях.

Он захрипел, но всё же умудрился вывернуть шею так, чтобы встретиться со мной взглядом. Я его не подняла.

Никогда не смотри в глаза.

Это было первое правило охоты за головами.

— У меня есть дети, — всхлипнул он.

Я сглотнула.

Так же, как и у моих родителей, когда Совет отправил их в Эндлок.

Дивидиумом правил Совет, сформированный после войны — три лидера, которых избирала коллегия чиновников из каждого сектора.

Каждому советнику закрепили свой сектор для надзора за соблюдением правил: советницу Эдер — за Нижним сектором, советника Баскана — за Средним, советника Пенью — за Верхним.

Жили они все в Верхнем секторе — в домах, где легко уместилось бы с добрый десяток семей.

— Пожалуйста. Я не хочу умирать, — слова Торина едва шевельнули воздух.

Он явно переоценивал мой характер, если думал, что мольбы о пощаде помогут.

— Я тоже, — пробормотала я. Сострадание не накормит Джеда.

Толпа продолжала обтекать нас, не моргая, — наглядное напоминание о том, сколько людей каждый день арестовывали и отправляли в Эндлок.

Большинство постоянных гостей Эндлока платили за право охотиться на преступников нижнего уровня — обычно только на это у них и хватало средств. Но больше всего богачам нравилось пинать «одного из своих». А такой заключённый, как Торин? Охотники из Верхнего сектора только и будут ждать шанса прицелиться в него.

У меня чуть сердце не остановилось, когда я утром проверила базу данных преступников на древнем планшете, на который пару лет назад насобирала кредитов, купив его с рук. На экране всплыла реклама, призывающая заглянуть в офис «Эндлок Экспириенс» в Нижнем секторе и обсудить бронирование бюджетного охотничьего пакета с включённым питанием и двумя ночами на кемпинге с видом на охотничьи угодья Эндлока.

Забронируйте сейчас — и получите бесплатный фоторежим и апгрейд оружия!

Я фыркнула, глядя, как текст проползает по экрану, и смахнула рекламу, открывая обновлённый список наград. Рядом с расплывчатой фотографией Торина значился размер вознаграждения за его поимку — десять тысяч кредитов.

Это была самая высокая награда, которую я когда-либо видела, а тюрьма заработает минимум вдвое больше, продав его жизнь охотникам.

У меня никогда не было ни денег, ни желания участвовать в охоте, хотя я отправила в тюрьму достаточно людей, чтобы чувствовать себя причастной к подписанию их смертных приговоров.

Я считала, что охота — это зависимость, как азартные игры или выпивка. Она дарила людям ощущение власти, иллюзию контроля в обществе, где нас связывали бесконечные правила. Правила, определяющие, в какие часы нам позволено выходить из дома. Правила, диктующие, куда именно мы можем ступать внутри Дивидиума — нам запрещено подниматься выше Нижнего сектора без официальных документов.

Я выдохнула, рывком поставила Торина на ноги и подтолкнула в сторону городской тюрьмы.

— Кого ты мне сегодня привела, Рейвен? — спросил капитан Флинт тем же суровым, бездушным голосом, что и бетонные стены вокруг.

Тюрьма была самым новым зданием в Нижнем секторе — и самым неприветливым. В передней комнате — только серые стены и зарешеченные окна, пустота, нарушенная одним-единственным столом посреди помещения и кроваво-красным флагом на стене за ним. В центре флага — три чёрных пересекающихся круга: один сверху, два снизу. Три круга. Три сектора. Три советника. Флаг Дивидиума.

Тяжёлые входные двери отсекли уличный гул, окунув нас в напряжённую тишину, которую нарушал лишь тонкий голос, доносившийся из маленького экрана планшета в руках капитана Флинта.

— У нас срочное обновление по поводу нападения на западный квадрант посевных полей, произошедшего почти две недели назад. После изнурительного расследования городская стража сообщает о выводах Совета: Эрис Сайбин, известная террористка и лидер организации мятежников, называющей себя Коллективом, признана виновной в поджоге, уничтожившем значительную часть будущего урожая города и приведшем к гибели нескольких полевых рабочих, а также к смерти Сайласа В. Эдера, мужа советницы Калтрионы Эдер.

Я прищурилась, всматриваясь в планшет.

Этого не могло быть.

Эрис возглавляла ячейку Коллектива в Верхнем секторе. Да, раньше она устраивала опасные митинги и нападения на Совет, но ни одно из них не было направлено против урожая. Повредить посевы — значит ударить не по Совету, а по Нижнему сектору. Обвинение Коллектива в смерти мужа советницы Эдер означало бы усиление патрулей и арестов в Нижнем секторе — законных или нет.

— Стража продолжает расследование, что именно делал Эдер по ту сторону пограничной стены Дивидиума, — продолжил голос, — ведущая версия: тщательно спланированное похищение и казнь, устроенные Коллективом. Эрис Сайбин всё ещё на свободе.

Новостной поток сменился рекламой ювелирной лавки в Среднем секторе, специализирующейся на браслетах с подвесками, выточенными из зубов заключённых Эндлока.

Тучная туша Флинта склонилась над устройством; он ни разу не поднял глаз, даже когда я толкнула перед собой Торина.

Торин волок ноги всю дорогу до тюрьмы, успокаиваясь только тогда, когда я вытащила кинжал и пообещала лишить его достоинства. После этого за ним ещё попробуй угоняйся.

— Торин Бонд, — объявила я, передавая его стражам по обе стороны от вычурного стола Флинта.

Планшет опустился, всё внимание Флинта переключилось на человека, оказавшегося в его власти.

— О, Совет, ты пошла за беглецом из Верхнего сектора? — его голубые глаза впились в мои, и я не смогла понять, то ли он восхищается моей смелостью, то ли потешается над моей дуростью.

— Флинт, речь идёт о десяти тысячах кредитов.

Он пробежался взглядом по листу пергамента, выискивая имя Торина.

— И за что его?

— У его жены в прошлом году был роман. Когда Торин их застукал, он донёс на её любовника стражам — заявил, что тот украл дорогие часы. Мужчину отправили в Эндлок. Убили. А пару недель назад жена Торина нашла часы спрятанными у него в кабинете и донесла уже на него.

Флинт присвистнул.

— Сочно.

— Эта сука меня подставила, — рявкнул Торин, и стражи резко дёрнули его за руки, пока он не заткнулся.

Я скривила губы, обращаясь к Флинту, но достаточно громко, чтобы Торин услышал:

— Даже если бы он этого не сделал, разве наблюдать, как дети голодают, имея больше еды, чем способен съесть, — недостаточно тяжкое преступление?

Наверное, это было нечестно. Может, во мне просто говорила злоба на то, что Торин родился в семье, которая и понятия