Янтарь и Лазурит - Чайный Лис
Однако мужчина, как и все остальные, застыл на месте. Кохаку сделала пару шагов в сторону, но была вынуждена развернуться, так как никто за ней не пошёл. Её вопросительный взгляд прошёлся по всем присутствующим, а О Донхо спросил с недоумением:
— Принцесса Юнха помнит моё имя?
— Конечно, — уверенно заявила она, разглядывая мешок в руках.
— А моё? — спросил стражник примерно его возраста, но понял, что проявил неуважение, и виновато опустил голову.
Кохаку и его знала, к тому же, он приходился братом её служанке Хеджин, от которой тут же получил сердитый взгляд, поэтому тут же ответила:
— Кан Джонхён, — и, предупреждая последовавшие вопросы, она указала на младшего, — Ча Юнмин.
Этот происходил из рода наложницы Ча, её матери, поэтому она и в нём не сомневалась.
Затем обернулась к самому старшему из стражников и слегка наклонила голову на бок.
— Пак… — задумчиво произнесла имя, копаясь в своей памяти. Она не помнила, чтобы кто-либо при ней обращался к нему, слышала лишь фамилию, поэтому её и смогла назвать.
— Меня тоже зовут Джонхён, принцесса Юнха. — Он почтительно склонил голову, ничуть не обижаясь и, наоборот, питая к принцессе уважение за то, что та помнила фамилию простого стражника.
— Какое популярное имя*, — заключила Кохаку и перекинула мешок из одной руки в другую. — Идём скорее, пока Ю Сынвон не опередил нас.
* На самом деле их имена пишутся разными иероглифами, хотя и звучат одинаково.
Раз Джинхёну было незачем оставаться, он вернулся в город вместе с ними, однако у входа раздался писк, а на ногу принцессы забрался мышонок. Стражники обнажили свои мечи, готовые защищать свою госпожу, а та опустилась на корточки и взяла грызуна на руки с восклицанием:
— Мышонок, ты живой! Что ты здесь делаешь?
— Монах беспокоился о тебе, принцесса, — пропищал он и лапками почесал свои усики.
— Рури видел меня в городе?!
Она успела и обрадоваться, и расстроиться — как он мог увидеть её и не поздороваться? Но мышонок быстро прервал поток её мыслей:
— Нет, только я.
— Ты всё время был с ним?
— Да.
Кохаку приподняла голову и заметила, как Хеджин пряталась за спиной своего старшего брата, в то время как евнух Квон, уже знакомый с этим зверьком, находился ближе всех.
Она сглотнула и осторожно погладила его по голове.
— И как он?
— Беспокоится о принцессе, ловит плохих существ, кормит этого Джика, — пропищал он, перечисляя дела Рури.
— Джика? — переспросила Кохаку, как только он замолчал. — Тебя зовут Джик?*
* Имя Джик (кор. 직) созвучно с писком мыши в корейском («ччик-ччик» (кор. 찍찍)).
— Монах дал мне это имя.
Она застыла на месте, но затем сложилась пополам, продолжая держать в одной руке мышонка, а во второй мешочек. Стражники обеспокоенно приблизились, вновь готовясь обнажать мечи, но заливистый смех пронёсся по улице.
— Ох, Рури…
«Как же мне не хватает тех беззаботных дней, когда мы носились по побережью и собирали ракушки, ты прятался в море и выпрыгивал, хотел напугать меня, но я же видела твои глаза в глубине. И всё равно притворялась, что боюсь. Сейчас бы обратно на урок каллиграфии, а вы бы с братом ворвались со своими насекомыми и привели верховную лису в бешенство. Я хочу домой, Рури…» — пронеслось в её голове.
Пока она смеялась, на глаза выступили слёзы. Кохаку щурилась и трясла головой, делая вид, что веселится, и частично это было правдой, но вместе с этим она старалась скрыть следы нахлынувшей на неё печали.
— Принцесса? — пискляво, но тихо позвал Джик и погладил её ладонь своей маленькой лапкой. Он лучше, чем кто-либо другой, ощутил, как она содрогалась не только от смеха, но и боли.
Продолжая держать глаза закрытыми, Кохаку распрямилась и заявила:
— Нам пора к Ю Сынвону.
После этих слов она решительно вошла в Сонбак.
Павильон Памяти находился на противоположном конце города, поэтому пришли они туда только к вечеру. Солнце ещё не село, но неторопливо склонялось к горизонту, небо покрылось ярко-оранжевыми разводами. Пение птиц ещё доносилось до ушей горожан, как и шелест листьев от несильного ветерка.
На подходе к резиденции до Кохаку донёсся чарующий аромат цветов — не такой насыщенный и опьяняющий, как в разрушенном храме, а приятный. Он напоминал ей о доме.
Она не помнила, какие конкретно цветы там росли, однако их запах также укрывал весь остров нежным благоуханием.
Именно поэтому она бы никогда не навредила цветам в Павильоне Памяти, а сам дом, хоть ничего плохого ей и не сделал, но мог быть немножечко подпорчен. Самую малость. Поскольку они уже находились в Сонбаке и не собирались его покидать, Кохаку попросила стражников, а вместе с ними Хеджин и евнуха Квона, остаться в стороне, пока она реализует свой план мести. Оставшись вместе с Джиком на её плече и мешком в руке, она неторопливо потянула за верёвку, наслаждаясь коварностью своего плана.
Вслушиваясь в жужжание хицубокуши-но-муши и смакуя чувство мести, она уже собиралась выпустить надоедливых насекомых. Вот только самодовольный мужской голос испортил момент:
— Принцесса Юнха, какая неожиданная встреча!
Кохаку виновато опустила веки, издала тихий смешок и слегка повернула голову.
Генерал Ю вернулся.
Глава 5
Лазурит на празднике урожая
По сравнению с предыдущими тихими днями Сонбак преобразился, на всех улицах звучали звонкие голоса и смех, торговцы кричали и заманивали к себе людей. Несмотря на недавнее убийство женщины и поимку виновника, столицу Сонгусыля наполнили радость и веселье: все с предвкушением встречали праздник урожая и украшали дома собранными колосками — символом урожая.
Первую неделю люди только и говорили о жестоком убийстве. Сюаньму нужны были средства на еду и жильё, поэтому он изгонял для жителей мелкую нечисть и слышал всякие сплетни. Он остановился на постоялом дворе со сложным названием, которое хозяин перевёл для него как «морской ветер»*, где собирался дождаться приговора и со спокойной душой вернуться в Цзяожи… Правда, не до конца спокойной.
* Падатпарам (кор. 바닷바람) — «морской ветер».
В своих снах Сюаньму по-прежнему видел разочарованный взгляд принцессы, с которой они расстались не на доброй ноте. Он не хотел уезжать, не попрощавшись с ней.
Вновь вспоминая о нуне — и вовсе не о том, куда полезли её руки, — он сидел за столом на скамье возле тихой чайной. Из-за ярмарки в честь праздника урожая везде было шумно, поэтому ему пришлось потратить некоторое время, чтобы найти спокойное место, и то под вечер задачка оказалась непростой. Даже весь постоялый двор оказался
