Янтарь и Лазурит - Чайный Лис
— Джинхён-а!
Птицы закричали и взлетели с деревьев, перья посыпались на землю. Даже если Джинхён находился где-то далеко, голос Кохаку разнёсся по всему лесу и поднял на уши всех его обитателей. Она выбежала к болоту и едва успела затормозить, чуть носом не полетела в самую грязь.
— Нуним? — удивился Джинхён, который сидел на земле среди высокой травы, где его почти не было видно. Перед ним стояла тёмная курильница, из которой шёл насыщенный аромат каких-то масел.
— Принцесса Юнха, мы возвращаемся в Сонбак, — заявили стражники, в тот же миг догнав Кохаку.
— Да подождите вы, — возмутилась она и обернулась к другу. — Джинхён-а, помощь нужна. Что ты вообще на болоте забыл?
Успев подняться на ноги, он спрятал руки за спиной и опустил голову. Кохаку изогнула брови, чуя, что пахло неладным.
— Выкладывай.
Стражники окружили её, но не спешили хватать и насильно тащить в город. Хеджин и евнуха Квона видно не было. Волны беспокойства исходили от Джинхёна, но в итоге он сдался и после протяжённого вздоха заговорил:
— В лавке завелись мерзкие насекомые, как их? Твой друг-монах назвал их хицу-что-то-там-но-муши, кажется. Они выгрызли все кисти и бумагу, искупались в чернилах и выпили их.
— Хицубокуши-но-муши* тогда, — перебила его Кохаку — именно эти иероглифы без насекомого она написала на колокольчике в лавке — и не дала договорить дальше, так как до неё дошло, что речь шла о Рури. — Причём тут он?!
* Хицубокуши-но-муши (яп. 筆墨紙の虫) — насекомые кисти, чернил и бумаги
Джинхён, на чьей щеке осталось пятно от чернил, замялся на месте, но всё-таки продолжил рассказ:
— В общем, поначалу я пытался травить их как обычных насекомых, но ничего не вышло. Затем я услышал о слухах по Сонбаку, что монах отлавливает нечисть за небольшую плату, и им оказался твой друг Шуаньму. — как и Кохаку, Джинхён тоже не мог правильно выговорить нынешнее имя Рури. — Тогда я обратился к нему. Насекомые, нечисть — какая разница? Правда, в итоге эти вредители всё-таки оказались нечистью из… как его там? Чаньмо?*
* Джинхён не может выговорить Цяньмо.
Кохаку на мгновение открыла рот, но заставила себя прикусить губу и промолчать, пока её друг продолжал:
— Не суть, монах Шуаньму слышал про них и поймал в этот мешок. Чтобы избавиться от них, мне нужно очиститься, — Джинхён указал рукой на курильницу, стоявшую у его ног, — и выпустить этих муши на болоте.
Вторую руку он вытащил из-за спины и показал крепко завязанный мешок, в котором, должно быть, и сидели хицубокуши-но-муши. Кохаку сглотнула и потёрла глаза руками, слабо улыбнулась.
Перед глазами мелькнули картины из прошлого.
Она сидит на напольной подушке за низким столиком, на котором лежит бамбуковый свиток, тушечница и кисть, и скучающе смотрит в закрытое окно. Солнечные лучи всё равно стараются прорваться через рисовую бумагу и манят своим светом и теплом.
Женщина с длинными белыми волосами, связанными красной лентой на уровне колен, осторожно стукает её тонкой палочкой по голове и привлекает к себе внимание. Её пушистые белые уши умиротворённо расслаблены, в то время как все девять хвостов угрожающе приподняты.
— Кохаку, — строгим, но одновременно мелодичным голосом окликает женщина, — какие три иероглифа я сказала прописывать?
Кохаку отрывается от окна и виновато прижимает собственные лисьи уши к голове.
— Чи?* — называет она первое, что приходит в голову, и чувствует, как взгляды остальных детей устремляются в её сторону.
* Чи (яп. 智) — мудрость, одна из добродетелей. 智徳：すべてを見通す — быть в курсе всего.
Белая лисица принимает её ответ и складывает руки, покачивая своей палкой, но хитро прищуривается и снова спрашивает:
— Почему я сказала прописывать этот?
Дети откладывают свои кисточки и с интересом наблюдают за Кохаку, пока сенсей* прохаживается среди их столов.
* Сенсей (яп. 先生) — учитель, наставник.
— Потому что мы должны знать обо всём!
От её слов так и исходит уверенность.
— Какой второй? — настойчиво продолжает белая лисица.
Скучающая Кохаку пропустила весь урок мимо ушей — манящее солнышко и безграничный океан всего в шаге от неё, а она вынуждена сидеть на занятии.
— Эм… — задумчиво тянет она, а кто-то из детей шепчет:
— Ты близка!
И ловит на себе сердитый взгляд белой лисицы.
— Ан!* — вдруг всплывает в памяти Кохаку, и она сразу выкрикивает свой ответ. — Милосердно относиться ко всему живому!
* Ан (яп. 恩) — гуманность, одна из добродетелей. 恩徳：衆生に恵み施す — милосердно относиться к живым существам.
Белая лисица возвращается к ученице и наклоняется к ней:
— Какой же третий?
Кохаку осознаёт, что больше не помнит вообще ничего, в голове одна пустота, встревоженно оглядывает остальных детей, но те опускают головы и отворачиваются. Кажется, и они не смогли запомнить все три.
Вдруг с радостными криками рвётся сёдзи*, и в комнату вваливаются два мальчика, едва научившиеся бегать. Один из них держит перед собой зажатые ладони и восторженно восклицает:
— Я поймал хицубокуши-но-муши!
* Сёдзи — японская бумажная дверь или окно, разделяющее помещение.
Мгновение он гордо стоит и оглядывает детей старше его всего на пару лет, и в следующее спотыкается и летит носом в пол, разжимает руки, чтобы смягчить падение, а шустрое насекомое, внешне напоминающее муху, стремглав вырывается на свободу и летит в первый попавшийся бамбуковый свиток, в который сразу вгрызается. Возле головы белой лисицы вспыхивают два круглых алых огонька, в то время как глаза её прикрыты.
— Тенран и Рури! — сердито кричит она и хватает двух мальчиков за их длинные чешуйчатые хвосты. — Чтоб ноги здесь вашей не было, пока не подрастёте!
Кохаку прикусила губу, сдерживая смех. От одного тёплого воспоминания на душе вдруг стало так легко, но вслед за этим её накрыла печаль. Они погибли. Почти все.
Она снова сглотнула и, подавившись слюной, закашлялась.
— Принцесса Юнха, — обеспокоенно позвала её Хеджин и погладила по спине. Служанка и евнух Квон уже успели догнать их. — Что-то случилось?
— Нет, — задумчиво произнесла Кохаку и взглянула Джинхёну в глаза. — Можно мне мешок?
Он посмотрел на неё с подозрением.
— Тут, конечно, пахнет благовониями, но эти вредители могут прилипнуть и к нуне.
Кохаку прищурилась, многозначительно улыбнулась и выхватила мешок из рук друга:
— Они для Ю Сынвона.
Повисла тишина. Люди принцессы и не планировали никак объяснять действий своей госпожи, а вот Джинхён в ужасе воскликнул:
— Нуна собирается подсунуть их генералу Ю?!
— Ещё как.
— Теперь принцесса Юнха соизволит вернуться в город? — вмешался в разговор один из стражников.
— Пожалуй, да,
