Развод со зверем - Анна Григорьевна Владимирова
— Там, — указала я куда-то из последних сил, скатилась головой ему на грудь… и, кажется, вырубилась.
***
Я закрыл ногой двери своего кабинета, но Моль в руках и ухом не повела. Последнее, что следовало сделать в этой ситуации — отнести ее к себе в спальню, но куда мне ее девать, если она оказалась не в состоянии показать дорогу к своему номеру? Да и спокойнее будет оставить ее под присмотром. Непьющая женщина после бокала бурбона залпом почти натощак способна на всякое. А женщина с хорошо поставленным ударом правой — тем более не внушала доверия.
Я уложил ее поближе к краю кровати и на всякий случай приготовил ведро рядом, но Лара вела себя тихо, безмятежно сопя.
— Вот и поговорили, — покачал я головой, глядя на нее.
Захотелось еще выпить. Потому что все, что всколыхнула эта Моль в моей душе сегодня, хотелось обезболить. Она во всем права. А еще мне вдруг подумалось, что я не на похороны к Андрею приехал. Я знал, что мне станет тут тошно от всего — долга, за который придется расплатиться с процентами, и отвращения, которое принесет эта расплата. Но мне хотелось хлебнуть этого дерьма, чтобы отвлечься от боли потери своей женщины, которая продолжала выжигать все внутри.
Я опустился в кресло и устало откинулся на спинку. Похоже, спать придется тут. Но вряд ли получится. Тихое дыхание Моли и ее запах вперемешку с легким алкогольным флером — своеобразное сочетание. И оно вызывало непонятную жажду.
21
Кажется, хотелось напиться. А еще — сесть за руль и разогнаться по пустой трассе до какого-нибудь дерева…
Я тряхнул головой и направился в ванную. Отек на скуле уже спал, синяк уменьшился, но алкоголь замедлил регенерацию, как того и требовалось.
Отупело разглядывая свою физиономию в зеркале, я думал, что мне нужен какой-то смысл жизни, цель, надежда на что-то… Лев был не прав — хирургия для меня всего лишь одержимость, но никогда не станет основным смыслом существования. Больше не станет. Работа давно уже не приносила удовлетворения. Даже тогда, в прошлой жизни. И я был рад сместившимся приоритетам. У меня ведь появилась Лиза, и мне захотелось простого человеческого счастья — дома, семьи, детей… Нет, легче тут мне определенно не стало. Меня продолжала жрать душевная боль потери и выворачивало от отвращения к самому себе и происходящему.
Умывшись, я вернулся в комнату, поглядел с отвращением на кресло, потом на кровать. Здоровая. Моль на ней казалась еще меньше и занимала от силы десятую часть. Кажется, утром меня будет ждать новый боксерский раунд, но было плевать.
Я слишком устал.
Растянувшись с тихим вздохом с противоположного края, я прикрыл глаза и вдруг поймал себя на том, что по привычке прислушиваюсь к сердцебиению девушки. Когда-то я так привык слушать сердце Лизы по ночам, что научился спать и слушать одновременно, подскакивая на любой приступ аритмии…
Но сердце Моли билось ровно, спокойно… И это постепенно охладило нервы, распуская их натянутые струны поперек грудной клетки, и я задышал глубже, тут же проваливаясь в глубокий сон.
***
Проснулась я от того, что меня тошнит. А еще неприятно ныла голова. Кое-как разлепив тяжелые веки, я вздохнула глубже и тихо застонала. Белый потолок не дал подсказок о том, как завершился вчерашний день и, главное, где. Только тут рядом вдруг послышался глубокий вздох, и подо мной дрогнул матрас.
— Судя по стону и тахикардии, тебе очень хреново, — констатировал Князев хрипло, и я раскрыла в ужасе глаза, замирая. — Вот только не разгоняй свое сердце сильнее, а то тебя сейчас еще и вывернет.
Я закрыла глаза и тяжело сглотнула, стараясь успокоиться. Действительно, чего уж нервничать? Я просто в кровати с Князевым после того, как избила его, навязалась с разговором за ужином и налакалась до потери сознания.
— Держись, Лара. Мы оба знаем, что ты сильная, — веселился он.
Гад.
— Вы всегда такой добрый после ночи с пьяной ассистенткой? — сдавленно поинтересовалась я, соображая, что лежу под одеялом в одном белье. Осознать всю глубину задницы, которая рисовалась на фоне апокалипсиса моей профессиональной карьеры, было, к счастью, сложно из-за головной боли.
Я раскрыла глаза снова, осторожно поворачивая голову. Мои вещи были аккуратно сложены на тумбочке рядом с кроватью, а на полу обнаружилось ведро. А он знает толк в пьяных ассистентках в своей кровати.
Нет, между нами ничего не было, конечно же.
Я бы помнила.
Потому что я помнила все — и как хамила ему в кафетерии, и как он пытался вернуть меня в мой номер, но не смог получить его внятных координат. И в какой момент вырубилась. А Князев вряд ли настолько отчаялся, что позарился бы на бесчувственное тело. А раздел, вероятно, ввиду того, чтобы я не заблевала единственные шмотки, которые у меня тут были. Предусмотрительно и почти заботливо.
Оглядевшись, я сообразила, что двери из комнаты открыты, а Князева нет по близости. И я было подумала, что это фора, чтобы одеться и убраться, но у меня ничего не вышло.
— Ляг, — послышалось позади, и я подскочила с джинсами во взмокших руках.
— Вы смерти моей хотите, — прохрипела я, хватаясь за грудь. Стесняться его и не подумала — что он там не видел? Хотя… — Вы сами меня раздевали?
Только тут я заметила, что он направляется к кровати с капельницей.
— Я сказал тебе лечь, — холодно повторил он приказ, и я повиновалась. Было слишком плохо, чтобы соревноваться в остроумии. — Сам, конечно.
— Почему «конечно»? — скосила я на него взгляд, пока он устраивал систему рядом с кроватью.
— А кто? — раздраженно зыркнул он на меня. — Как ты себе это представляешь — я зову охранников, чтобы они тебя раздели?
— Чувствуете вину? — вздернула я бровь.
— Как тебе сказать… — покачал он головой. — Я не ожидал, что тебя так срубит от бокала. Ну и ты тоже хороша. Не умеешь — не берись, знаешь такое?
— Если очень хочется, то можно — знаете такое? — огрызнулась я. — Да и вы были весьма убедительны!
Тут он ввел иглу в вену, а я не сдержала стона.
22
И наши взгляды неожиданно встретились. А дальше произошло странное. Просто я упрямо вознамерилась его переглядеть,
