Николай Попов - Лили.Посвящение в женщину

— Проснитесь, хозяин. Павел Ильич! Вас спрашивают по делу.

Рогожин открыл глаза и увидел склонившегося над ним лакея. А в дверях кабинета стоял в выжидательной позе седенький и почтительно улыбающийся старичок с толстым кожаным портфелем под мышкой. Это был нотариус.

Рогожин долго глядел на него, недоумевая и находясь все еще под впечатлением странного сновидения. А потом мало-помалу пришел, наконец, в себя и вспомнил, зачем пригласил нотариуса:

— Ах, да, хорошо, что вы пришли, любезнейший. У меня к вам срочное дело…

Написав духовное завещание и отпустив нотариуса, Рогожин оделся и поехал к Ивану.

Меблированные комнаты, в которых уже несколько лет жил его брат, пользовались незавидной репутацией. Население этих комнат состояло, главным образом, из представителей столичной богемы. Этот «ноев ковчег», в основном, населяли неудачливые писатели, отставные актеры, непризнанные художники. Легкие нравы и бесшабашное пьянство являлись характерными чертами обитателей этого прибежища несчастливых гениев. Значительный процент «девиц легкого поведения» придавал особый игривый колорит шумной и безалаберной жизни, которая царила во всех трех этажах громадного каменного дома. Немало проживало в нем и учащейся молодежи: студентов, учеников и учениц консерватории, селившихся обыкновенно в третьем этаже по несколько человек в одном номере.

Вход в меблированные комнаты был с узкого и грязного двора, похожего на глубокий колодец. Тотчас за стеклянной дверью начиналась крутая лестница, устланная затасканными половиками. В каждом из трех этажей эта лестница прерывалась широкими площадками, по обе стороны которых тянулись длинные и темные коридоры.

Швейцар большей частью отсутствовал, и нужного человека приходилось отыскивать без посторонней помощи. Указанием для поисков служили черные доски с фамилиями жильцов, висевшие у входа.

Пройдя грязный двор и войдя в подъезд, Рогожин с брезгливостью почувствовал прокислый, спертый запах и несколько раз крикнул швейцара. Не дождавшись ответа, он стал разыскивать на черных досках фамилию брата и наконец нашел ее под № 97.

Решив, что этот номер на третьем этаже, Рогожин поднялся туда по лестнице и на самой верхней площадке столкнулся с неряшливо одетой горничной, которая несла кипевший самовар.

— Где тут № 97? — строго спросил он.

Горничная с любопытством оглядела с ног до головы представительную фигуру незнакомого господина, и в особенности его блестящий цилиндр и перчатки. Про себя она решила, что это, должно быть, судейский чиновник и приняла заискивающий вид.

— Погодите маленько, ваше превосходительство! Я сейчас провожу вас, — запричитала она и, быстро поставив самовар прямо на грязный пол, повела Рогожина по коридору. — Вы кого изволите разыскивать? — вкрадчиво интересовалась по дороге горничная. — Ежели Ивана Ильича, так они еще спят.

— Я разбужу его, — сказал Рогожин. Откуда-то неслись бешеные звуки разыгрываемых на рояли экзерсисов, где-то надоедливо пиликала скрипка, а из одной полуотворенной двери сиплый голос упорно звал какого-то Егора.

В конце коридора горничная остановилась и молча указала на дверь, на которой крупными, черными цифрами значилось «97». Дверь оказалась незапертой и, толкнув ее, Рогожин вошел в небольшой номер, разделенный дощатой перегородкой на две половины.

В первой половине с одним окном, выходящим на узкий и грязный двор, стояли крошечный пузатый комодик, ободранный диван, два кресла и перед ними полукруглый стол, покрытый бумажной скатертью неопределенного цвета. На столе красовались недопитая бутылка дешевой водки и тарелка с недоеденной котлетой и сморщенным соленым огурцом.

Из-за перегородки доносился умеренный и протяжный храп.

L

Прислушиваясь к этому храпу, Рогожин заглянул за перегородку и увидел спавшего полураздетым на неоправленной постели своего брата Ивана.

Странное чувство охватило его. Уже несколько лет он не видел брата и почему-то представлял его совершенно другим.

Лицо брата со скорбным и задумчивым выражением показалось Рогожину более симпатичным, чем рисовал он его в своем воображении.

Лицо это напоминало ему покойную мать, всегда задумчивую, безответную женщину, подавленную и приниженную отцом.

— Иван! — тихо и несмело позвал Рогожин и слегка тронул за плечо спавшего брата. — Да проснись же, Ваня.

— Мм!.. — промычал тот, вдруг открыв большие изумленные глаза и с недоумением и страхом поглядел в лицо Рогожину. Затем быстро вскочил с постели и дрожащей рукой начал застегивать ворот рубашки. — Виноват! Заспался!.. Вчера выпил лишнее и заспался!.. — растерянно бормотал он, словно перед ним был не родной человек, а полицейский начальник.

— Я к тебе по делу! — мягко пояснил Рогожин.

— Что ж, очень рад-с… Весьма рад-с вашему визиту, Павел Ильич! — официально отвечал брату Иван, поспешно надевая сапоги и натягивая на плечи затасканный пиджак. Его гардероб скорее подошел бы какому-нибудь заводскому рабочему, чем дворянину. — Я вот сейчас только умоюсь малость и, значит, к вашим услугам, Павел Ильич! — продолжал он. — Вы уж извините, что у меня тут грязь и беспорядок. После ваших хором вроде как хлев или собачья конура… Но, что делать?.. Не протестую и не ропщу!.. Может быть, вы правы, уже давно признав меня за безнадежно опустившегося и погибшего человека! В иные минуты я и сам сознаю себя таким. Впрочем, я доволен и, повторяю, не протестую и не ропщу! Вы благородно даете по сто рублей, и с меня достаточно!.. Даже более, чем достаточно, ибо благодаря этим деньгам я могу поддерживать свое никчемное существование.

Говоря это, Иван Ильич плескался у рукомойника и утирал лицо затасканным полотенцем, похожим на тряпку. Он суетливо и нервно двигался, приводя в порядок свой туалет и физиономию, и временами искоса, с опаской и недоумением поглядывал на сидевшего в кресле Рогожина.

Солидная фигура брата в дорогом пальто, приятно пахнущая французским одеколоном, крайне нелепо смотрелась в убогих декорациях дешевого номера.

Между тем Иван немного прибрался в своем жилище и, вызвав горничную, велел ей подавать самовар.

— Как это вы решили вспомнить о моем нелепом существовании, Павел Ильич? — обратился он к брату после ухода горничной. — Сколько лет, можно сказать, в глаза не видались, и вдруг, на-поди, пожаловал в мою конуру!.. Любопытно знать, какое такое дело привело тебя сюда?..

— Для начала прекрати меня называть по отчеству, я тебе не начальник, — проникновенно попросил Павел Рогожин. — А что касается цели моего визита, то изволь: я дерусь на дуэли и пришел по-родственному просить тебя быть моим секундантом!