Николай Попов - Лили.Посвящение в женщину
Иван Ильич ахнул и развел руками.
— Вот так история!.. — озадаченно протянул он и испуганно осведомился: — А коли пуля-дура, да прямиком в башку угодит. Тогда как? Не боишься?
— Да, есть такой холодок в груди, — честно признался Павел Ильич. — Но другого выхода у меня все равно нет. Надо драться.
Иван снова задумался и провел рукой по лицу.
— Да разве можно родному брату быть секундантом? — резонно спросил он.
— Почему же нельзя? — пожав плечами, молвил Рогожин и нарочито легкомысленно стал насвистывать какой-то фривольный мотивчик, пряча собственную растерянность.
— Я не знаю, но… кажется, неудобно, — продолжал вслух сомневаться Иван. — Насколько я знаю, в секунданты, обыкновенно, приглашаются посторонние люди, друзья поединщика. Если на самом деле у тебя дуэль и ты нуждаешься в секундантах, то я могу предложить тебе двух своих приятелей. Делать им нечего, и они с удовольствием, так сказать, от скуки, согласятся на это. Живут они здесь же, в меблированных комнатах, в одном коридоре со мной, и я могу сейчас же позвать их. Вчера я вместе с ними отмечал чей-то день рождения, и мы славно посидели. Но думаю, что они уже пришли в себя после ночной пирушки и смогут переговорить с тобой.
— Я буду очень благодарен тебе, Ваня!.. — проникновенно молвил Рогожин, вставая с кресла и сдергивая с рук перчатки. — И я должен сказать, что, на случай своей смерти, сделал распоряжение о том, чтобы ты ежемесячно получал не по сто рублей, как теперь, а по триста… И вообще, я решил, что во многом был неправ перед тобой… И все равно, умру я или останусь жив, но ты будешь получать с настоящего времени ежемесячно эту сумму, то есть по триста рублей.
— Чепуха!.. — возразил Иван Ильич. — Мне вполне достаточно и ста. На что мне больше? Чего-либо предпринимать или каким бы то ни было образом изменять свою жизнь я не думаю, да и проживу я не бог весть сколько, ибо у меня, кажется, что-то вроде чахотки… Заботиться и печалиться мне не о ком. Следовательно, наплевать! — Иван Ильич пошел к двери, но на полпути остановился и посмотрел на брата: — Ты бы снял пальто, а я сейчас найду и приведу майора и студента, твоих будущих секундантов!.. — пояснил он и неестественно ухмыльнулся.
Рогожин снял пальто и, не найдя вешалки, небрежно набросил его на спинку кресла.
LI
Шумно и с самым независимым видом вошли бравый майор в отставке с лицом Расплюева после бурно проведенной ночи и рослый волосатый студент, с густыми насупленными бровями и дергающимся нервным ртом.
Майор крякнул, выпятил колесом грудь и, посмотрев на Рогожина бычьими глазами, произнес сиплым голосом:
— Майор в отставке Степан Антонович Войнов, а это — мой коллега по жилищу, студент-филолог Артемий Никифорович Всеволожский. Мы к вашим услугам, милостивый государь.
Студент покрутил жиденькие щетинистые усики и с достоинством отвесил Рогожину молчаливый поклон.
— Рекомендую, господа, мой родной брат Павел Ильич Рогожин! — провозгласил Иван Ильич, сделав неопределенный жест рукой, и тотчас же скромно отошел в сторону.
Майор и студент многозначительно переглянулись и уселись рядом на диван, тогда как Рогожин остался стоять перед ними.
Горничная внесла на подносе кипевший самовар, чайник и стакан с блюдечком.
— Подай еще три стакана! — с раздражением крикнул Иван Ильич, но, вспомнив, что у него нет ни чаю, ни сахару, сконфузился и в замешательстве посмотрел на своих гостей, не зная, что ему делать.
С тех пор как он получил из конторы Рогожина обычные сто рублей, прошло более двадцати дней, и все деньги он уже успел израсходовать. В кошельке его не было ни гроша. Последние два рубля он пропил вчера в компании с майором и студентом.
Рогожин по лицу брата догадался о причине его замешательства и, взяв Ивана под руку, молча вышел с ним в коридор.
— Надо послать за чем-нибудь, — предложил он. — Твои приятели, наверное, не прочь выпить и закусить! Вот возьми в счет будущей получки сто рублей и распорядись. — И, вынув из бумажника сторублевый билет, Рогожин подал его брату.
Иван Ильич повеселел и заволновался.
— Да, да! — воскликнул он с какой-то странной улыбкой. — Я сейчас распоряжусь. Мои соседи, надо тебе сказать, относятся к чаю довольно-таки равнодушно и даже, пожалуй, пренебрежительно… Необходимо будет послать за водкой и закуской. Я с самого начала думал об этом, но у меня не было ни копейки.
Рогожин возвратился в номер, а Иван Ильич, вызвав горничную, вступил с нею в обстоятельное объяснение.
— Иван Ильич сообщил нам, что вы просите нас оказать вам одну специфическую услугу! — манерно начал студент. — Со своей стороны, мы, конечно же, готовы выручить приличного человека.
Майор в подтверждение его слов крякнул и кивнул головой.
— Брат мне сказал, что вы, может быть, согласитесь принять на себя обязанности моих секундантов! — немного задыхаясь, проговорил Рогожин. — Сегодня или завтра я должен драться на дуэли и… и затрудняюсь, кого именно пригласить в секунданты.
— С кем вы деретесь? — деловито осведомился майор.
— С господином Далецким.
— А, слышал, это известный оперный певец, щеголь и волокита?
— Да.
— Я никогда не слыхал его, так как уже более десяти лет не был в опере, да и вообще в каком бы то ни было театре! Но в газетах его очень хвалят. — Майор усмехнулся и вдруг развязно осведомился, подмигивая Рогожину: — А не жалко вам лишать публику, и в особенности ее женскую часть, такого редкостного соловья. Ведь, дай бог, подстрелите птичку! Впрочем, это не относится к делу, — спохватился майор и снова крякнул.
— Совершенно верно! — неизвестно о чем вздохнул студент и, как бы извиняясь, взглянул Рогожину в глаза. — Стрелять в людей искусства и науки — грех.
Наступило неловкое молчание.
— Так что же, господа, — нетерпеливо спросил Рогожин, — согласны ли вы оказать мне услугу, о которой я никогда не забуду?
— Я согласен! — решительно пробасил майор. — Всегда интересно наблюдать за двумя храбрецами, в мирное время палящими друг по другу с короткой дистанции.
— Я тоже! — воскликнул студент.
И одновременно у обоих мелькнула мысль, что теперь самое подходящее время выпить водки и закусить.
В комнату вошел Иван Ильич с довольным сияющим лицом.
— Сейчас все будет: и чай, и водка, и даже коньяк! — торжественно провозгласил он и, заложив руки за спину, порывисто заходил из угла в угол.
Вскоре горничная принесла два больших свертка с провизией и тарелки с ножами, вилками и рюмками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});