Николай Попов - Лили.Посвящение в женщину

«Разве дуэль в состоянии смыть всю ту грязь, которою будет теперь покрыто мое имя? — тоскливо и злобно думал Рогожин. — Эта дуэль только еще более возвеличит Далецкого!»

Ведь что такое есть Далецкий? Букашка! Певец-артист, выступающий за деньги на сценах театров.

В любое время Рогожин мог пригласить его за сто или двести рублей петь у себя в доме для утехи и удовольствия своих гостей. А потом еще вознаградить чаевыми, как лакея или кучера.

И этот певец-фигляр, словно ровню себе, смело и нагло оскорбил его, Рогожина, гордого и властного, стоящего в первом ряду общественных деятелей Москвы! Рогожин всегда глядел на артистов и художников с высоты своего величия. Он глядел так на всех людей, которым можно или нужно было платить деньги, которые принуждены были торговать своим трудом, знаниями и талантами, чтобы существовать на свете.

По искреннему мнению Рогожина, всех этих людей можно было заставить за деньги делать все, в угоду своим капризам и желаниям. Все они находились под властью денег и в зависимости от тех лиц, которые обладают этими деньгами.

Власть денег Рогожин признавал самой ощутимой, самой бесспорной и сильной на свете. Но в данном случае он не знал, как употребить эту власть. Она оказывалась недостаточной и бессильной, чтобы смыть стыд и позор полученного оскорбления и отомстить за него.

Для этого требовалось нечто другое, бессмысленное и нелепое. И это бессмысленное и нелепое была дуэль.

Несмотря на подобное мнение о дуэли, Рогожин обязан прибегнуть к ней, чтобы восстановить свою честь в глазах общества.

Большинство людей, вопреки логике и здравому смыслу, до сих пор все еще смотрят на дуэль как на лучшее и наиболее благородное средство отомстить обидчику и смыть позор оскорбления.

Рогожин хотел тотчас же застрелить Далецкого там, в ресторане. Но ему помешали, потому что считали это убийством, непозволительным и преступным в благоустроенном государстве. И если бы Рогожину удалось тогда застрелить Далецкого, то его судили бы за убийство. Но если он убьет Далецкого на дуэли, то общественное мнение не сочтет это убийством, а, напротив, зачтет ему это в плюс.

Затем Рогожин стал думать о том, ради чего он будет драться с Далецким, раз дуэль не в силах уничтожить или сгладить того, что уже произошло. И решил, что не ради себя и чувства собственного удовлетворения, а ради общества, до которого, в сущности, ему не было совершенно никакого дела.

Хорошо, если он ранит или убьет Далецкого. Тогда последний будет наказан за то, что осмелился оскорбить его. Ну, а если Далецкому удастся ранить или убить его? В чем же тогда будет заключаться отмщение? Ведь дуэль есть отмщение обидчику за нанесенное им оскорбление. При последнем исходе дуэли получилась бы какая-то бессмыслица. Походило на глупый способ мести японцев, распарывающих себе живот на глазах у обидчика.

Бессвязные мысли навязчиво кружились в голове Рогожина. Он чувствовал изнеможение и гнет от них, тщетно старался ни о чем не думать и заснуть.

«Дуэль запрещена, — размышлял он. — Чтобы избежать вмешательства полиции, придется ехать подальше за город, на какой-нибудь глухой железнодорожный полустанок».

Там, вдали от жилья и людей, на еще покрытой снегом поляне в лесу произойдет глупая, бессмысленная комедия для восстановления его поруганной чести. Перед началом дуэли секунданты глубокомысленно и важно предложат им с Далецким примириться.

Может, даже Далецкий, затаив усмешку, и согласится на это и с галантным поклоном произнесет извинение за «свой необдуманный поступок». Рогожин, конечно, с негодованием отвергнет эти извинения. И начнут приступать к дуэли.

Секунданты, увязая в рыхлом снегу, измерят поляну шагами, укажут противникам места, где им стоять, дадут им в руки заряженные пистолеты.

Затем, по условленному знаку, он и Далецкий будут сходиться и стрелять друг в друга. Все произойдет, согласно установившимся традициям о дуэли, — так, как она описывается в разных романах и повестях.

Рогожин отчетливо, ясно представил себе наведенное на него дуло пистолета, затем выстрел и даже жужжание пули и едкий запах пороха.

Пуля пролетит мимо, или попадет в голову, или в сердце, — и он тяжело рухнет на снег. Все и навсегда перестанет для него существовать, ибо за пределом этой жизни нет ничего.

— Ни-че-го!.. — протяжно повторил он, напряженно вслушиваясь и стараясь понять загадочный и таинственный смысл этого слова.

И все лицо его искривилось судорожной гримасой. Павел Ильич весь был охвачен и потрясен мыслью о небытии. Глаза его неестественно расширились и стали почти безумными. Перед ними ярко вырисовывалась отвратительная картина смрадного гниения и разложения трупа, зарытого в могилу. И то, что за пределами жизни не будет ничего, кроме этого смрадного гниения и разложения трупа, вызвало в душе Рогожина отчаяние, ужас.

В сердце, против воли, вопреки установившемуся с юношеских лет воззрению на жизнь и смерть, подымалась болезненная жажда веры в бессмертие духа, в радостную и светлую легенду о загробной жизни.

Не хотелось, страшно было мириться с тем, что после смерти не останется ничего, кроме смрадного гниения трупа, что мыслящее, чувствующее, обособленное «я» исчезнет — навсегда, безвозвратно, — и не повторится в целом бесконечном ряде грядущих тысячелетий.

Невольно возникала где-то в тайниках души какая-то по-детски наивная надежда, что этого не должно и не может быть, что иначе вся человеческая жизнь теряет всякий смысл, всякое значение. Но свыкшийся с атеистическим мировоззрением ум безжалостно насмехался, цинично издевался и над его жаждой веры, и над этими детски-наивными надеждами.

XLVIII

Начинало уже светать. В окно из туманной, редеющей мглы вползали голубоватые отблески утра, и ночные тени расплывались по темным углам просторной и высокой спальни.

Почувствовав, что все равно не заснуть, Рогожин позвонил и, велев подать самовар, встал с постели. Затем умылся, облил голову холодной водой и, накинув халат, прошел в столовую.

«А ведь надо будет сделать завещание на случай смерти», — мелькнуло вдруг в голове.

После недолгих колебаний Рогожин решил передать все свое громадное состояние Лили. «Раз я все простил ей и люблю ее так, как никогда не любил еще ни одной женщины, то пусть все и останется ей в случае моей смерти!», — думал он.

Даже соображение о том, что Лили может снова сойтись с Далецким и стать его любовницей или женой, нисколько не смутило Рогожина.

Из близких родственников у него был только один брат Иван.