Николай Попов - Лили.Посвящение в женщину

Об этой дочери сиделка вяло и монотонно и рассказывала Лили. Когда в спальню вошел Рогожин, она сконфуженно замолчала.

Лили встретила Павла Ильича радостной улыбкой и приветливо кивнула ему.

Рогожин подошел к постели и, наклонившись, тихо и осторожно поцеловал ее в лоб.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — с нежностью в голосе спросил он.

— Мне совсем хорошо! — ответила Лили и снова улыбнулась.

Большие глаза ее за время болезни сделались еще больше и темнее. Выражение их стало задумчивым и скорбным.

Вглядевшись в эти глаза, Рогожин невольно почувствовал грусть и невыразимую жалость к дорогой и бесконечно милой ему женщине. И вдруг вспомнил тот вечер, когда после тяжелой, мучительной сцены Лили заявила, что если бы не случилось того, в чем она призналась ему, то она никогда бы не полюбила его: «Вы, мужчины, часто говорите, что готовы какой угодно ценой достигнуть любви женщины, которая поразила ваше сердце… Неужели та цена, которой ты достиг моей любви, слишком высока?»

Память Рогожина отчетливо и ясно восстановила эти слова Лили, и он вздрогнул. Теперь для достижения любви Лили никакая цена не казалась ему высокой. Он охотно согласился бы перенести какие угодно муки и страдания, лишь бы сохранить любовь этой женщины.

Павлу Ильичу страстно захотелось тотчас же, немедля сказать об этом Лили, но его смущало присутствие сиделки. И он только осведомился, принимала ли она лекарство.

— Да, да! — весело ответила Лили. — Доктор велел мне докончить эту микстуру.

Рогожин просидел у постели Лили около часа и, снова поцеловав ее, уехал.

Спускаясь к поджидавшей его карете, он строго-настрого приказал Берте не передавать Лили без его ведома каких-либо писем и ничего не говорить ей о приходе Далецкого.

— Если же этот господин еще раз явится сюда и будет требовать и настаивать, чтоб его допустили к барыне, то пригрози ему дворником и городовым! — грубо добавил Рогожин.

Он уже посетил ближайший полицейский участок и договорился с его начальником, подкрепив свою просьбу несколькими золотыми империалами, чтобы стражи порядка позаботились о покое больной молодой женщины.

— Не извольте беспокоиться, — на прощание козырнул Рогожину полицейский офицер. — Если названный вами хулиган попытается прорваться в ту квартиру, я его на денек помещу в холодную, чтобы остудил свой пыл.

XLVI

Ни на другой, ни на третий день после грубой сцены с Рогожиным, Далецкий не поехал к секундантам. Желание вызвать Рогожина на дуэль хотя и не исчезло в нем вовсе, но значительно потускнело. Страх за собственное существование удерживал Далецко-го от решительного шага в этом направлении.

«Раз я приглашу секундантов, то уже нельзя будет отказаться от дуэли, — думал Далецкий. — Волей-неволей придется драться с Рогожиным. А я между тем не умею даже как следует держать пистолета в руках!.. Надо прежде выучиться стрелять, а затем уже вызывать на дуэль это грубое, невоспитанное животное».

И, купив щегольской пистолет, Далецкий начал учиться стрелять в цель. Местом для этого он выбрал кабинет, через плотно запертые массивные двери которого звуки выстрелов почти не проникали в другие комнаты. На стену он повесил фотографию Рогожина, вырезанную из старой газеты, и методично пускал в эту мишень пулю за пулей. Когда на бумажном лице заклятого врага появлялись дырки, это вызывало бурный восторг стрелка, воображающего, что он и в самом деле всадил свинцовый заряд в ненавистный лоб соперника. Кроме того, чтобы при стрельбе его правая рука не дрожала, Дмитрий Николаевич приобрел массивную железную трость и ходил только с ней, с удовольствием ощущая, как кисть становится сильнее.

В течение недели Далецкий настолько набил руку, что без промаха попадал на расстоянии 10–12 шагов в маленькую фотографическую карточку.

Желание отомстить Рогожину за оскорбление не оставляло Далецкого, а уверенность в меткости стрельбы в значительной степени ослабила страх за свою жизнь. «Я, конечно же, пристрелю его, после чего мое положение в обществе несомненно улучшится. Во все времена удачливые бретеры пользовались особым уважением мужчин и успехом у дам. Никто не рискнет манкировать в общении с человеком, способным с улыбкой стоять под неприятельским пистолетом и с одного выстрела решать любой конфликт».

Единственное, что смущало Далецкого, так это то, что со дня полученного оскорбления прошло уже две недели. Появление у Рогожина через такой промежуток времени его секундантов могло вызвать иронические замечания и насмешки по поводу того, что не слишком ли поздно решил оскорбленный артист требовать удовлетворения?

Может, лучше добиться нового столкновения с Ро-гожиным и, если возможно, нанести ему прилюдно жестокое оскорбление, чтобы он сам вынужден был требовать дуэли. В этом случае Далецкому, по законам дуэли, достанется право первого выстрела и он, конечно же, сразу решит все дело, выбив пулей противнику мозги или прострелив ему сердце.

Случай помог этим планам реализоваться. Возвращаясь от Лили, Рогожин обыкновенно заезжал поужинать в ресторан к французу Сердану. Здесь уважаемого предпринимателя хорошо знали и всегда встречали с особым почетом. Садился гость за один и тот же отдельный столик в общей зале и, поужинав и выпив полбутылки красного вина, тотчас же уезжал домой спать.

Далецкий узнал об этой привычке своего врага случайно от одного из знакомых и тут же решил устроить засаду на «кабана». Приехал он в ресторан прямо из театра, вместе с музыкальным критиком Куликовым. По дороге, трясясь в извозчичьей коляске, певец тщательно продумал, как именно подколет «зверя», чтобы спровоцировать его на атаку. При этом Далецкий чувствовал себя маршалом, задумавшим хитроумное сражение, и одновременно бесстрашным охотником, выследившим опасного хищника и отправляющимся затравить его.

«Как и все дельцы, Рогожин лишен воображения, примитивен и упрям, и, если причинить ему боль, он непременно тут же бросится на меня и останется только захлопнуть приготовленную ловушку», — высокомерно размышлял Далецкий, представляя банкира в роли тупого животного, а себя — тореадора, легко уворачивающегося от направленных на него рогов.

Еще в дверях увидав Рогожина, который, успев уже поужинать, лениво прихлебывал вино и слушал оркестр, Далецкий решительно направился в его сторону и занял стоявший рядом пустой столик.

Увидев артиста, Рогожин вначале густо покраснел, а потом притворился, что не обратил на его появление никакого внимания. Но Далецкий видел, как лицо его заклятого врага стало будто каменным и как выступили синие вены на его висках. Несомненно, Рогожин, внешне сохраняя видимость спокойствия, внутри напоминал кипящий котел. Довести его до эмоционального взрыва было очень легко. Далецкий вдруг подумал о том, что никогда не слышал, чтобы Рогожин в прошлом дрался на дуэли. А поэтому оставалось тайной, как он поведет себя в критической ситуации, ведь нередко случается, что человек с внешностью льва превращается в зайца, когда судьба начинает грозить ему смертью.