Николай Попов - Лили.Посвящение в женщину
Еще в дверях увидав Рогожина, который, успев уже поужинать, лениво прихлебывал вино и слушал оркестр, Далецкий решительно направился в его сторону и занял стоявший рядом пустой столик.
Увидев артиста, Рогожин вначале густо покраснел, а потом притворился, что не обратил на его появление никакого внимания. Но Далецкий видел, как лицо его заклятого врага стало будто каменным и как выступили синие вены на его висках. Несомненно, Рогожин, внешне сохраняя видимость спокойствия, внутри напоминал кипящий котел. Довести его до эмоционального взрыва было очень легко. Далецкий вдруг подумал о том, что никогда не слышал, чтобы Рогожин в прошлом дрался на дуэли. А поэтому оставалось тайной, как он поведет себя в критической ситуации, ведь нередко случается, что человек с внешностью льва превращается в зайца, когда судьба начинает грозить ему смертью.
«А что, если, когда дело дойдет до реальных пистолетов, Рогожин и впрямь перетрусит и между долгом чести и жизнью выберет второе?!» Воображаемый вид гордого барина, на коленях выпрашивающего у него, Далецкого, прощение, вызвал в душе артиста такое веселье и приступ боевитости, что Дмитрий Николаевич окончательно избавился от всяких опасений за свою жизнь и дальше уже вел себя, как гусар-забияка.
Потребовав водки и заказав ужин, Далецкий развязно развалился на стуле и нагло уставился на Рогожина злыми и возбужденными глазами. В его взгляде читались и самые яростные оскорбления, и уничтожающая ирония. Вскоре окружающие стали обращать внимание на столь вызывающее поведение модного оперного певца. Многие, зная о конфликте двух известных персон, с острым любопытством ожидали продолжения бесплатного спектакля.
Рогожин в продолжение нескольких секунд спокойно выдерживал этот взгляд, но затем смутился и еще больше покраснел. Отодвинув от себя недопитое вино, он шумно встал с места и хотел было уйти. Но Далецкий тотчас вскочил, чтобы загородить ему путь к отступлению.
— Мне надо вернуть вам некий долг!.. — с вызовом, нарочито громко, чтобы слышали окружающие, произнес он. — Или вы предпочтете долгу чести бегство с поджатым хвостом?
Рогожин смерил его презрительным взглядом.
— Не слишком ли поздно вы обнаружили у себя зачатки чести, господин шут? — насмешливо спросил он. — С тех пор как я хотел преподать вам палкой урок вежливости, прошло уже две недели…
Но не успел Павел Ильич докончить фразы, как Да-лецкий со всего размаха залепил ему хлесткую пощечину. Теперь дороги назад уже не было. Такой поступок в приличном обществе смывается только кровью.
Среди находившейся в зале публики произошло смятение. Все повскакивали со своих мест. Раздались громкие крики перепуганных дам. Несколько мужчин бросились разнимать соперников.
Это было как раз кстати, потому что Рогожин мгновенно выхватил из кармана специально припасенный им после инцидента в квартире Лили маленький дамский пистолетик, который теперь всегда носил при себе.
Несмотря на игрушечный вид, то была довольно грозная штука. Если человек получал из него пулю, то даже самый искусный хирург не мог извлечь крошечный кусочек свинца из его тела. Несчастный умирал через несколько суток в страшных мучениях от заражения крови и обильного внутреннего кровотечения.
Рогожин направил дуло пистолета в живот певца, но выстрелить не успел. Один из завсегдатаев ресторана точным ударом выбил оружие из рук банкира.
Обезоруженный, Рогожин сразу присмирел и только задыхался от обиды и гнева, глядя на окружавших его людей тупыми, осоловевшими глазами. Левая щека его горела от пощечины, а сердце ныло от бешенства и чувства неудовлетворенного отмщения.
Когда толпа раздвинулась и Рогожин увидел в нескольких шагах от себя самодовольное и торжествующее лицо Далецкого, то зарычал как зверь и снова ринулся к нему.
Но его снова схватили за руки и оттащили от певца. Далецкий чувствовал себя героем и чуть ли не раскланивался перед публикой, весело подмигивая знакомым мужчинам и обворожительно улыбаясь с интересом рассматривающим его дамам. Он и вправду благодаря своей яркой красоте и умению нравиться публике смотрелся героем в конфликте с неумеющим выдерживать подобающую ситуации драматическую позу банкиром.
У Рогожина все чувства были написаны на не слишком красивом лице, и от этого он выглядел весьма непрезентабельно. Впрочем, сейчас банкир меньше всего заботился о собственном героическом образе. Павел Ильич напряженно искал возможность достать жестоко оскорбившего его человека, чтобы наказать его.
И вдруг мысль о поединке молнией сверкнула в голове Рогожина.
— Я вызываю вас на дуэль! — крикнул он Далец-кому.
— Я только этого и хотел! — пренебрежительно ответил тот, пожав плечами.
Опустив глаза от чувства стыда и позора и содрогаясь под устремленными на него со всех сторон взглядами, Рогожин, шатаясь, как пьяный, прошел сквозь длинный, ярко освещенный зал и спустился с лестницы в швейцарскую.
Нагнавший его официант подал ему забытый в зале цилиндр. Рогожин вспомнил, что не заплатил за ужин и вино.
— Сколько с меня? — смущенно спросил он, боясь поднять глаза и увидеть на бритом лице официанта соболезнование или насмешку.
Получив ответ и по-прежнему тупо глядя в пол, Рогожин подал официанту золотой.
— Кликни мою карету, — пробормотал он швейцару и, надев шубу, поспешно вышел к подъезду.
— Карету господину Рогожину! — зычно раздался в ночной тишине голос швейцара.
Шурша резиновыми шинами по грязному асфальту, карета плавно подъехала к подъезду. Швейцар распахнул дверь, усадил Рогожина, и застоявшиеся лошади рванули и понеслись.
XLVII
Рогожин не спал всю ночь. Угнетала и преследовала его мысль не о предстоящей дуэли и возможности быть убитым, а о том, что завтра по всей Москве пойдут толки и сплетни о полученной им публично пощечине. Газеты не упустят случая обстоятельно и подробно изложить скандальное происшествие в хронике городской жизни, — и ему нельзя будет никуда показать глаз.
Общество, как и всегда в подобных случаях, окажется на стороне Далецкого.
Он будет возведен в герои, потому что не побоялся публично закатить пощечину такому сильному и властному человеку, как Рогожин, перед которым, ради его миллионов, большинство унижалось и чуть ли не трепетало. Ведь слабые, приниженные люди всегда радуются и торжествуют, когда оскорблен и принижен сильный и властвующий над ними человек.
«Разве дуэль в состоянии смыть всю ту грязь, которою будет теперь покрыто мое имя? — тоскливо и злобно думал Рогожин. — Эта дуэль только еще более возвеличит Далецкого!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});