Мэрили Андерсон - Любовь может все

По прошествии двух часов Селия потянулась и зевнула. Сев на диван, она откинулась на подушки и закрыла глаза.

Стук входной двери разбудил ее. Открыв глаза, она увидела перед собой целое море зеленых иголок.

— Ты не поможешь? — раздался голос Марка.

Как ни странно, Селия почувствовала прилив детской радости, ощутив запах хвои.

— Я ведь сказала, что не хочу елку.

— Я привез ее для себя. Мне нужно положить под нее свои подарки. — Не услышав ответа, он раздвинул руками ветки, чтобы увидеть лицо Селии. — Помоги протащить ее через дверной проем, я все сделаю сам.

— Но как ты будешь потом ее вытаскивать?

— Это будет совсем нетрудно. А сейчас тебе нужно просто взяться за один конец…

Она стала тащить дерево, а Марк подталкивал его из коридора, пока елка не очутилась в гостиной. Она была такой огромной, что занимала половину гостиной.

— Ты не мог найти поменьше?

— На улице она выглядела гораздо меньше. Где ее поставить?

«Лучше всего поставить елку у окна», — подумала Селия, но дух противоречия заставил ее сказать:

— Это была твоя идея. Тебе и решать. Марк оглядел комнату.

— Лучше всего у окна. Какая здесь высота?

— Десять футов.

— Я так и думал. — Он поднял елку, потом повернулся к ней. — Было бы проще, если бы ты постаралась приладить подставку.

Хотя он обещал сделать все сам, Селии было неудобно оставаться пассивной наблюдательницей. Она приладила подставку и закрутила винты.

— Готово.

Марк поставил дерево на пол, и макушка елки уперлась в потолок.

— У нас нет места для звезды. У тебя есть ножовка?

Селия покачала головой:

— Мы можем обойтись и без звезды.

— Ни за что. Есть у тебя топорик для рубки мяса?

— Но ты можешь отломить несколько дюймов сверху.

— Рождественскую елку нельзя отламывать сверху. Это плохая примета.

— Ты суеверен?

— Я не люблю испытывать судьбу.

— Тогда я сама подрежу верхние ветки. — Она разыскала ножницы на кухне, отрезала верхушку елки, вопреки своим намерениям она продолжила начатый разговор: — Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что не стоит верить предсказаниям.

— Конечно, стоит. — Он начал укладывать вокруг основания елки блестящую бумагу. — Неужели ты никогда не хотела чего-нибудь так сильно, что была готова обещать что угодно, лишь бы получить желанную вещь.

Как ни глупо это звучало, она знала, что он имеет в виду.

— После того как я переехала в родовое поместье Харгрейвов, я обещала матери, что буду послушной девочкой, если мы вернемся в наш старый дом.

— В то утро на теплоходе, когда я увидел тебя в первый раз, я молил Бога, чтобы это мгновение длилось вечно.

Она молча слушала его, прикрепляя к ветке гирлянду фонариков. Хотелось сказать, что его мечты не имеют никакой почвы, но она знала, что покривит душой.

— Я хочу, чтобы всегда, засыпая ночью и просыпаясь утром, я испытывал радость оттого, что вижу тебя, и чтобы ты чувствовала то же самое. — Подойдя, он взял ее за руки, и она не нашла сил оттолкнуть его.

Фонарики упали на ковер.

— Может быть, я мечтаю о несбыточных вещах.

— Может быть, и нет, — неслышно прошептала она.

— Я ожидал услышать от тебя совсем другое.

— Я не лгу тебе, Марк. Мне кажется, что мы — подходящая пара, но я не стану обманывать и говорить, что люблю тебя, когда на самом деле это не так.

Он отпустил ее.

— Я подожду.

Подняв гирлянду с ковра, Селия заметила на окне, около которого стояла, ветку омелы. Она невольно посмотрела на Марка. Его глаза потемнели, говоря ей, что он думает о том же. Взяв себя в руки, он отвернулся к елке.

— Передай мне коробку с серебряным дождем, пожалуйста.

Это была временная передышка, но Селия была благодарна за то, что он дал ей возможность собраться с мыслями. Вопреки своему нежеланию она скоро обнаружила, что незаметно втянулась и помогает Марку наряжать елку. Когда последняя игрушка была повешена.

Он выключил свет. Потом замер рядом с ней, любуясь своей работой.

В темноте загадочно светились гирлянды маленьких огоньков. Комната стала уютной и домашней.

— Возможно, это не так впечатляюще, как генеалогическое древо Харгрейвов, — сказал Марк, — но, по-моему, выглядит совсем неплохо.

— Очень красиво, мы никогда не наряжаем елку, только в бальном зале, где устраиваются приемы.

— Тебе жаль, что сегодня ты потратила на это время?

Она с удивлением почувствовала, что глаза ее стали влажными, и отвернулась, чтобы он их не заметил.

— А теперь, вероятно, ты захочешь испечь рождественский пирог, — сказала она.

— Если ты этого захочешь. — Подойдя, он стер слезу, застывшую у нее на щеке.

Чтобы продлить радость от этого прикосновения, Селия прижалась щекой к его ладони. Ощущение близости Марка, неяркий свет лампы и кружащий голову аромат хвои так сильно подействовали, что она закрыла глаза, с удивлением поняв, что сочетание лунного света и вина, которые она винила в том, что случилось во время круиза, далеко не самое опасное. Он привлек ее к себе, и, подняв голову, она позволила поцеловать себя. Он губами стер слезы с ее щек.

— Чего ты хочешь, Селия? — прошептал он, и она почувствовала на лице тепло его дыхания.

— Я знаю, чего не хочу. Не хочу, чтобы кто-то вторгался в мою жизнь и пытался изменить мои привычки.

— Я не пытаюсь ничего изменить.

— Нет, пытаешься. Ты знаешь, как я привыкла отмечать Рождество, и принес все эти штуки в дом.

— Я хочу внести в твою жизнь частицу счастья.

— Ты заставляешь меня плакать.

Он обнял ее и крепче прижал к себе.

— Хочешь, я сниму игрушки и завтра же унесу елку?

— Не нужно, — всхлипывая, проговорила она.

— Если хочешь, я уеду сегодня вечером.

Она испуганно сжала руками его плечи.

— Я сама не знаю, чего хочу. Я хочу тебя.

Но это он и сам должен чувствовать. Он наверняка понял это в тот первый вечер, когда они поцеловались, закутанные в покрывало из лунного света.

Она вдруг поняла, что любит его гораздо сильнее, чем на теплоходе.

— Ты нужен мне.

Эти слова вырвались непроизвольно. Селия застыла, уверенная, что он скажет, что этого ему недостаточно.

— Это только начало. — Он понимал, чего стоило ей это признание. — Но уже намечается прогресс.

Он стал целовать ее глаза, лоб, подбородок. Когда он прикоснулся к ее губам, она почувствовала, как сотрясается все его тело. Его руки скользнули под ее кофту и стали блуждать по груди, пока Селия не застонала. Он судорожно расстегивал пуговицы на ее блузке.