Америка – разлучница - Оксана Александровна Ливанова
Целую тебя, и крепко обнимаю.
Твой друг, Давид'.
Наташа сидела с письмом, горько плача. Саша заглянул в комнату, и вышел. Через минуту снова зашёл со стаканом водки. Молча поставил на тумбочку, вопросительно подняв бровь.
— Пить будем, стрессанутая? Или нет? — спроси он.
— Не будем Саша, мы беременные — ответила Наташа.
— Мать твою, ты давно знаешь? — обнимая Наташу, обрадованно спросил он.
— Сегодня тест купила, когда рвало после операции — ответила она, прижав свой нос в его плечо.
— Ну тогда я выпью, за твоё здоровье и наше счастье, — сказал Саша и выпил, — и не реви больше, прошу тебя. Иначе за письмами больше ездить не буду, так и знай. С этими словами он поцеловал её и крепко обнял.
— А теперь спать, мамашенька моя будущая. У нас теперь режим.
Наташа ничего не ответила. Молча взяла письмо, и спрятав его в сумку, устало закрыла глаза. «Ему там хорошо. Без меня хорошо, я не нужна» — подумала она, и пошла пить кефир. Теперь нужно думать только о себе. Плакать нельзя.
Глава 13
«Последняя надежда»
1.
Наташа училась вязать. Никогда не умела, а тут выяснилось на операции, что рука у неё не может справиться со сложным узлом на аорте. Дядя Матвей, наставник и старший товарищ (по совместительству клёвый доктор — кардиолог), посоветовал ей начать работать с шерстью. Купила клубок, спицы и журнальчик с простенькими схемами. И теперь, в свободное время, она практиковалась в этом нехитром деле. Лицевая, изнаночная, кромочная, двойная петля. Получалось, даже понравилось. За этим занятием, её и застал телефонный звонок:
— Алло? — спросила она, пытаясь удержать спицы подбородком.
— Наташенька? — прошелестел на том конце туннеля сухой голос мамы Давида.
— Ой, здравствуйте Марина Семёновна, — обрадованно сказала она, — как дела ваши? Как здоровье?
— Спасибо моё солнце, у меня хорошо. Олегу Ефимовичу плохо очень. Звоню сказать тебе, и попросить приехать.
Наташа онемела от новости. Отложив спицы, и приведя дыхание в порядок, снова взяла трубку:
— Что случилось? Не молчите, говорите, Марина Семёновна.
— Онкология, Наташа. Долго скрывали, не хотели волновать. Давид улетел, ты в положении, тяжёленькая уже. Как же признаваться то? Он министр, ему все процедуры сделали, какие нужно. Операцию, химию тоже уже закончили. Когда поняла, что слабеет, тебе позвонила. Приезжай, родная моя. Ты очень нужна.
— Выезжаю, Марина Семёновна. Собираюсь.
Положив трубку, начала лихорадочно соображать, что делать. «На общественном транспорте не доеду, нужно вызывать отца или брата. И интересно, какого хрена они там молчали, в одном подъезде всю жизнь живут. Значит знали, и не хотели тревожить? Покусаю всех» — думала она и лихорадочно собиралась. «Сашке письмо оставлю, надеюсь догадается к тёще сразу приехать» — продолжала мыслить Наташа.
Решив вызвать такси, и подождав тридцать минут машину, вышла из подъезда. Сидя на заднем сиденье, смотрела в окно и страшно волновалась. Понимала, что нужно думать только о себе на последнем месяце беременности, но поделать ничего не могла. Родители Давида были ей очень близки, и она всю свою жизнь считала их своей роднёй. Это была единственная ниточка, которая соединяла её с Давидом. Как не перевязанная пуповина. Пока она есть, есть и память о нём. А сейчас, Олег Ефимович собрался так рано покинуть этот мир? За что такое невыносимое горе этой семье? И почему сейчас, когда и так всё не просто. Глупо, и жестоко. Закрыв глаза, она попыталась успокоиться. Ещё пока ничего непонятно, глупо так себя расстраивать. Немного успокоив себя, задремала.
2.
Марина Семёновна открыла дверь сразу, как будто ждала её за дверью.
— Наташенька, слава богу, приехала — обняв её, сказала женщина, и сразу наклонилась вниз, чтобы снять с Наташи ботинки.
— Что вы делаете, прекратите. Я конечно сейчас тяжеловата, но мне очень не хочется, чтобы вы утруждались — испуганно сказала она, и попыталась сопротивляться, неимоверно стесняясь.
— Да что ты, родная. Животик у тебя уже вон какой большой. Тебе трудно, а мне не в тягость, я рада даже — сказала Марина Семёновна, и одев на Наташу тапочки, повела её на кухню. Там Наташа почувствовала себя как дома. Привычные чашки и ложки, чайник, всё тот-же, красный. Давид подарил маме на восьмое марта, с первой зарплаты. А вот его любимая кружка, с изображением американского мультяшного героя. Тяжело опустившись на диван, она вопросительно посмотрела на маму Давида. Сдала она очень. Такая статная, красивая женщина, после того, как Давид предал их и страну, в которой он родился и рос, Марина Семёновна сразу ссохлась и постарела. Ведь всего лишь шестьдесят. Ещё жить и жить, а она как-то потускнела. У Наташи сжалось сердце, неспокойно стало на душе. Она смотрела в глаза Давида, и мысленно проклинала его, зная, что он сейчас её чувствует. Пусть знает, что всем плохо, оттого что он уехал.
— Где Олег Ефимович? Отдыхает? — спросила Наташа.
— Да, красота моя, спит. Протёртыми овощами покормила, обезболивающее дала, теперь у нас с часок есть — ответила Марина Семёновна.
— Расскажите мне, как всё получилось. И если можно, там вещички мои в коридоре, нужно их в квартиру занести. Давайте-ка я поживу в комнате Давида, думаю всем лучше будет. Саша приедет, по хозяйству поможет. Осень тёплая стоит, может стоит на дачу временно переехать всем вместе. Олегу Ефимовичу там лучше может будет?
— Конечно, конечно. Как скажешь, Наташенька. Лишь бы ты рядом была, нужна нам очень, особенно сейчас — начала суетиться она, и побежала за вещами. Наташа взяла трубку телефона, и позвонила маме. Она взяла трубку.
— Мамуль, я у Олега Ефимовича сейчас, на квартире, — сказала она, и выслушав целую лекцию о своей безответственности, продолжила, — Ты можешь мне принести пожалуйста халат тёплый, и мои витамины? И не кричи, ты ничего не изменишь — закончила она и положила трубку. Злясь на
