Служебное расследование (СИ) - Мира Айрон
Подписав заявление Василисы, Люба позвонила в отдел кадров. Оттуда сразу пришли за заявлением, и сказали, что ждут там Василису прямо сейчас: необходимо поставить подписи в приказах.
Специалист ушла, поднялась и Василиса. И тут Люба всё же не сдержалась. Они не были подругами; Люба не допускала панибратства с подчинёнными, считала, что к добру это не приведёт. Но она всегда старалась быть объективным и справедливым руководителем. И с Василисой, которая работала в санатории в течение трёх лет, у них ни разу не было «напряжёнки».
— Василиса, скажи хоть, что я тебе плохого сделала? Чем обидела?
Василиса словно только этого и ждала. Плотину прорвало.
— За что? — она смотрела на Любу с неподдельной ненавистью. Люба даже попятились, но почувствовала, как её взял за руку Миронов, который сидел на одном из стульев, стоявших рядом. — За то, что тебе всё, а мне ничего!
— Какое «всё», Василиса?! Ты о чём? Руководство санаторием? Так тут сыграли роль образование и опыт работы. У тебя же среднее, Василиса! Учись, и будешь руководить! Не я придумываю критерии отбора руководителей!
— Да кому нужно твоё руководство?! Я про Колю говорю!
— Про Колю?! Про Николая Андреевича?! Причём тут я-то? Он женат, Василиса!
— Что в тебе такое есть, чего нет во мне? Ты посмотри на себя: старая, чёрная вся, ни рожи ни кожи, ни фигуры! А он на тебя смотрит — и слюни до пола, и глаза горят! И «Любушка-Любушка»! Я же слышала, подслушивала, когда он приезжал и вы в саду говорили однажды тут, у санатория, с год назад! А ко мне не зашёл даже, хотя спал тогда со мной! А потом бросил меня! А ты всё для него «Любушка-Любушка»!
Люба устало опустилась на один из стульев, стоявших у окна, и махнула рукой:
— Всё, иди, Василиса! Не хочу больше слушать этот бред. Видишь во мне врага, а твой главный враг — ты сама. Найди себе нормального мужчину, а не глубоко женатого ловеласа, и всё встанет на свои места! Прощай. И не забудь то, что тебе сказал Яков Александрович. А он в министерстве служит. Так что не советую.
Василиса ушла в отдел кадров, а Люба продолжала сидеть, глядя прямо перед собой. Она до сих пор не могла пережить столь неприкрытую и искреннюю ненависть Василисы.
Потом подбородок её вдруг задрожал, а из глаз хлынули слёзы.
— За что?! — она хотела крикнуть, но из груди вырвался лишь какой-то глухой шёпот.
Миронов быстро запер двери кабинета изнутри, устроился на стуле и усадил Любу к себе на колени.
— Успокойся, — шептал он, впервые обращаясь к ней на «ты», быстро целовал её руки — сначала тыльную сторону, потом ладони. — Она ушла и больше не придёт. А я не дам тебя в обиду никому.
Он взял со стола пачку бумажных носовых платков, аккуратно промокнул слёзы Любы, вытер нос, как маленькой.
Обхватив Миронова за шею, Люба положила подбородок на его плечо и зажмурилась. Как хорошо, как надёжно и спокойно! Он сказал, что не даст её в обиду. Ей нужна защита и поддержка. Она так устала!
Яков гладил её по голове, но накопившиеся к Любе нежность и желание были настолько сильными, что вырвались на волю, он не выдержал. Он всё же выдал себя раньше времени: обхватив ладонями затылок Любы, начал целовать её несдержанно и отчаянно. И она отвечала, она была с ним открытой, страстной и податливой.
Опомнились одновременно. Они в санатории, в кабинете директора. Двери закрыты, но это ничего не значит. Люба, вырвавшись, вскочила на ноги. Поднялся и Миронов.
— Я не прощаюсь, Любовь Евгеньевна! — немного взволнованно сказал он, сверкнул глазами и вышел, аккуратно закрыв за собой двери.
* * *
Был конец сентября, суббота. Люба сделала уборку, сварила суп. Правда, не очень понятно, для кого сварила. Видимо, для себя любимой. Ну ничего, Сашка с Мариной всё равно приедут завтра с дачи.
Влад уехал на соревнования, а Сашка и Марина — на дачу, где они собрали друзей и праздновали день рождения Марины. Мероприятие было одобрено и санкционировано тётей Клавой и проходило под её присмотром. Правда, присматривала она с участка Рифа Рустамовича, не хотела мешать молодёжи веселиться. Люба тоже не хотела мешать, хотя и её приглашали на праздник.
Слоняясь из угла в угол, Люба думала, чем бы ещё заняться, когда раздался звонок в домофон.
— Кто там?
Молчание. Видимо, опять к Олесе с пятого этажа. Тем более, сегодня суббота. Нажав кнопку, Люба вернулась в комнату. Звонок в двери. Всё же кто-то пришёл к ней. У своих есть ключи, значит, кто-то чужой.
Люба посмотрела в глазок, и сердце её с размаху улетело прямо в пятки, а потом резко поднялось к горлу. Этого не может быть! Он же в командировке…
Быстро пригладив волосы, открыла двери. Миронов шагнул в прихожую, сразу заняв треть этой прихожей, улыбнулся и просто сказал:
— Привет, Люба!
Она не успела ни остановить себя, ни поймать: метнувшись, повисла на его шее, а он быстро целовал её, прижимал к себе, исступленно гладил спину и плечи Любы. Он думал, с ума сойдёт, так скучал по ней в этой командировке. Раньше он никогда не упускал возможности увидеть новые места; в этот раз у него была одна лишь мысль: «Скорее бы увидеть мою Любу!».
Не отпуская Любу, Яков скинул обувь и прошёл в комнату. В прихожей было сумрачно, Люба не успела включить свет. А ему необходимо видеть её, смотреть в её лицо.
Правда, смотреть не слишком получалось, потому что Люба успела стянуть с него куртку, а следом и тонкий свитер. Маленькие тёплые ладони гладили его спину, плечи, шею и затылок, и в голове мутилось.
Мучительно застонав от несправедливости (почему он уже без свитера, а Люба всё ещё одета?!), Яков остановился и резкими движениями расправился со всей одеждой Любы разом.
— Вот так-то лучше! — прошептал в ухо Любе, а она, улыбаясь и крепко обнимая его, кивнула на одну из белых дверей.
* * *
Спустя полтора месяца
Была суббота, и Люба ждала Якова к обеду. Влад опять уехал на соревнования, а Сашка с Мариной ушли в гости. Марина уже почти месяц назад переехала к ним; они с Сашей подали заявление в ЗАГС, поспешили, хотя бракосочетание должно состояться лишь в начале февраля.
Тётя Клава сразу после окончания дачного сезона переехала к Рифу Рустамовичу,
