Невеста сумеречной Тени - Мари Дюкам
Он с сомнением хмыкает. Проклятье, теперь я вынуждена оправдываться за то, о чём даже не представляла! Злость вспыхивает, но я стараюсь успокоиться: эмоции ни к чему не приведут, мы лишь в последний раз поругаемся.
— Пожалуйста, Эмиль, нам нужен план, — говорю тихо, но голос всё равно подрагивает от несправедливости. — Луиза держит императора под контролем Тени — не знаю, сколько он протянет, прежде чем магия выпьет из него все силы. Ты должен спастись, чтобы исправить это безумие. Скажи, что я могу сделать?
Наконец-то он поворачивается, его безучастный взгляд смотрит словно сквозь меня. Губы кривятся в снисходительной улыбке.
— Кажется, я больше ничего не должен, Лия. Уходи, хочу выспаться перед завтрашним представлением.
Вспоминаю последние часы своей жизни в тот раз. Как не могла заснуть, как надеялась до последнего. Как отчаянно целовала Эмиля, когда он пришёл незадолго до казни. Я очень хотела жить — и сейчас хочу.
— Не смей так просто сдаваться! — яростно шепчу я. — Ещё ничего не закончено, ведь до завтрашней ночи почти сутки! Скажи, кого мне надо найти? Герцоги Шмидт, Берг и Эрдман сейчас тоже под стражей, но я не знаю, где их держат. Может, есть кто-то ещё, кто может помочь?
Он качает головой, и тогда я хватаю его за руку. Она безжизненной плетью висит вдоль тела, его пальцы черны от всё усиливающегося проклятия и никак не реагируют на моё прикосновение.
— Совсем тебя не узнаю, — шепчу я. Делюсь с ним крохами собственного тепла, сжимая его кисть в своих ладонях. — Ты всегда знал, что делать, так почему сейчас тебе всё так безразлично?
— Может, потому что это бессмысленно? — тихо отвечает Эмиль. — Увы, Лия, я не знаю никого, кто сможет за сутки организовать нападение на дворец, да ещё и проведёт его успешно. Они забрали у меня магию: Катарина отняла Сияние, а Луиза контролирует Тень. Я умру так или иначе.
Глаза жгут подступающие слёзы. Я отпускаю руку князя: вместе со зловещим звоном цепей на меня обрушивается паника. Вцепляюсь в ворот его расстёгнутого мундира, пытаясь встряхнуть — но с тем же успехом могу пытаться сдвинуть стену.
— Не говори так, — всхлипываю я, утыкаясь лбом ему в грудь. — Тебя убьёт не Луиза. Она хочет, чтобы это сделала я.
Слёзы солёными ручьями текут по щекам, впитываются в рубашку Эмиля. Больше не сдерживаюсь, оплакивая свою глупую, бесцельную жизнь и любовь, разрывающую сердце.
— Я не смогу. — Давлюсь воздухом, никак не желающим проходить в лёгкие. — Просто не смогу. Лучше умереть.
Обнимаю Эмиля за шею, слушаю тяжёлые удары его сердца, ощущаю такой родной аромат — и от этого реву ещё сильнее. Он неловко обнимает меня за талию, похлопывает по спине, словно маленькую девочку, расстроившуюся из-за сломанной игрушки. Эта снисходительность болью пронзает душу. «Мне не нужна твоя жалость, Эмиль. Мне нужен ты — живой, пусть и не рядом», — проносится мысль, но высказать её в слух я не смею и лишь тянусь к его губам. В последний раз.
Князь замирает: я целую его, будто гранитную статую, — и вдруг крепко обнимает меня, до боли прижимая к себе, а губы отвечают с жадностью, граничащей с грубостью. Мы меняемся местами: Эмиль толкает меня к стене, я спиной натыкаюсь на кольцо, держащее цепь, и приглушённо вскрикиваю, но он не обращает внимания. Разбитая губа саднит — к поцелую примешивается привкус крови.
Я вздрагиваю, когда он рвёт ворот платья. Пуговицы сыплются на пол, плотная ткань с треском расползается в стороны, оголяя сначала ключицы, а затем и грудь. Пытаюсь сдержать его, упираясь ладонями в плечи, но безрезультатно. В его прикосновениях нет прежней страсти, теперь в поцелуях лишь похоть. Мне не хватает воздуха, обычно нежные пальцы Эмиля сейчас причиняют боль. Он наматывает мои волосы на кулак, дёргает их, заставляя выгнуться ему навстречу — но делает это грубо, жёстко. Я по-настоящему его не узнаю.
— Не надо, мне больно! — вскрикиваю, когда Эмиль вместо поцелуя кусает меня за шею. — Перестань!
— Разве ты пришла не за этим? — Его ядовитый шёпот у самого уха пугает не на шутку. — Разве не этого ты всегда от меня хотела?
— Боги, что за чушь! — Я всё-таки толкаю его в грудь, заставляя отступить на шаг, освобождаю свои спутанные локоны. — Я пришла, чтобы попытаться тебя спасти! И не хочу вонзать кинжал в твоё сердце, неужели в это трудно поверить?
Пытаюсь ускользнуть от его рук, но Эмиль не позволяет. Его ладони ложатся на каменную кладку по обе стороны от моего лица. Сковывающая их цепь обжигает кожу груди, и я пытаюсь хоть как-то прикрыться. Злой взгляд Эмиля страшит больше, чем недавнее безразличие.
— Ты просто трусиха, Лия. И лгунья, — холодно говорит он, будто не замечая моего дискомфорта. — Раньше ты требовала независимости, а сейчас хочешь, чтобы я решил все проблемы? Не нужно врать о беспокойстве за Сиорию и меня — тебе всегда было наплевать на страну, а от нашего фиктивного брака ты желала лишь удобства.
Его слова пронзают сердце не хуже кинжала. От несправедливости обвинений перехватывает дыхание.
— Нет же, всё было не так, — шепчу я, пытаясь оправдаться. — Ведь я…
Окончание фразы застревает в горле. Не могу произнести «ведь я люблю тебя» — только не под этим ненавидящим взглядом.
— Вы с Луизой стоите друг друга, — с презрением продолжает Эмиль. — Обе притворяетесь невинными овечками ради эгоистичной выгоды. Вы и в постели одинаковые: изображаете из себя скромниц, а по натуре те ещё шлюхи. Ты это хотела от меня услышать? Признание в нашей недолгой, но крайне бурной интрижке с мисс Адельберг?
Если бы я могла — зажала бы уши руками, лишь бы не слышать его больше, но это было бы совсем по-детски. По-прежнему сжимая ворот разорванного платья, отпихиваю Эмиля прочь, намереваясь уйти, но он больно хватает меня за плечо.
— Куда же ты, дорогая? Мы ещё не закончили.
Его ледяные, чёрные от проклятия пальцы удерживают мою челюсть, заставляют повернуться. Стискиваю зубы до боли в скулах, когда он говорит:
— Сделай милость, не разыгрывай завтра страдалицу. Ты хотела свободу? Так забери её, только перестань прикидываться той, кем не являешься.
Эмиль притягивает меня к себе и легонько
