В плену удовольствия - Элизабет Торнтон
Когда Ева взглянула на него с насмешливой улыбкой, Эш почувствовал, как тяжесть свалилась с его плеч. Печаль ушла, и девушка была больше похожа на себя.
— Ты очень гордишься собой, правда? — насмешливо спросила Ева.
— Что?
Она подняла свой стакан с бренди.
— Хрусталь от Уотерфорда. Фарфор — севрский. Подсвечники — серебряные. Или это отель предоставляет гостям все самое лучшее?
— Мне нравятся красивые вещи, — ответил Эш, подходя ближе, — и лучшее и прекраснейшее стоит прямо передо мной.
Она посмотрела на него с недоумением, что вовсе его не удивило. Комплимент прозвучал льстивой речью завзятого сердцееда. Уже другим голосом Эш продолжил:
— Мой отец имел пристрастие к дорогим вещам. Когда он умер, я унаследовал все его имущество.
Эш хотел сказать, что когда они поженятся, она сможет изменить в его доме в Ричмонде все по своему вкусу. Его вовсе не заботило, придется ли пить из хрустальных бокалов или из деревянных кружек, главное, чтобы Ева сидела во главе стола. Но он не стал говорить ей всего этого, поскольку душевное равновесие любимой было хрупким, слишком хрупким для того, чтобы воспользоваться моментом ее слабости.
Эш указал на камин.
— Подойди и сядь поближе к огню. На твои щеки вернулся румянец, и ты перестала дрожать. Это уже что-то. На какое-то мгновение ты меня испугала, Ева. Что произошло в карьере? Я хотел бы узнать это, если ты чувствуешь себя достаточно хорошо для рассказа.
Ева снова села в кресло, устремив взгляд на огонь, языки которого лизали угли в камине. Эш подтянул свое кресло поближе и стал ждать, когда она заговорит.
После нескольких минут молчания он нежно напомнил:
— Ты сказала, что теперь знаешь, почему всегда чувствовала свою вину, вспоминая о той ночи.
Ева откинула голову на спинку кресла.
— Меня всегда интересовало, — начала она, — почему в ту ночь мама вышла из дома. Ну что ж, теперь я это знаю. — Ева слегка повернула голову, чтобы взглянуть на Эша. — Я сказала ей, что мистер Мессенджер собирается убить моего отца.
Эш не прерывал возникшую паузу, не желая нарушить ход ее мыслей.
— Я вспомнила это, когда мы находились в столовой «Белого оленя». Мне было двенадцать лет, и я не знала, что могу читать его мысли. Мистера Мессенджера, я имею в виду. Он вместе со своей семьей сидел за столиком в углу, и я могла слышать, как он бушует и неистовствует в моей голове. Ему не полагалось там быть. Этого никогда не должно было случиться.
Ева вопросительно взглянула на Эша, и когда он не ответил на ее взгляд, продолжила:
— Мне следовало рассказать маме все прямо там. Я знала, что она его не слышала. Ее дар был особенным, но даже она не могла читать мысли любого, кого захочет. В роду Клэверли говорят: «Не Клэверли выбирают человека, чьи мысли услышать. Это человек выбирает их».
Ева замолчала на мгновение, затем продолжила:
— Если бы я сразу сказала маме о Мессенджере, она хотя бы могла пойти предупредить моего отца засветло. Но я держала язык за зубами, так как отец предупреждал меня, что люди, которые слышат голоса в своей голове, безумны. Он стыдился моего дара Клэверли и заставил и меня стыдиться. — Ева покачала головой. Это было легкое, едва заметное движение, которое говорило о многом. — Я делала все, чтобы заслужить одобрение отца.
— Итак, — она тяжело вздохнула, — я ничего не рассказывала маме, пока не пошла спать. Я не могла заснуть, и мама слышала, как я крутилась и беспокойно металась по постели. Когда она пришла посмотреть, что случилось, я все и выложила. — Ева слабо улыбнулась. — И мама сказала, что здесь совершенно не о чем беспокоиться, потому что мистер Мессенджер уже давно спит после всего выпитого тем вечером. Она уверяла, что его храп раздается по всей гостинице.
Ева слегка пожала плечами.
— Естественно, я уснула, а следующее, что помню — то, что проснулась среди ночи с ужасным предчувствием нависшего надо мной несчастья. В комнате была собака моей мамы, Шеба. Она повела меня к карьеру. Мессенджер, должно быть, столкнул маму с края обрыва, когда она пыталась его остановить…
В этом месте Эш не мог ее не прервать.
— Ты его видела?
— Сегодня в карьере я узнала, что ее толкнули навстречу смерти, но не разглядела лица мужчины, который это сделал. Должно быть, это был Мессенджер. Когда он думал о моем отце, в его сердце царили лишь мысли об убийстве.
Эш не знал, что сказать. Ева говорила о таких вещах, которые его мозг отказывался принимать, невзирая на то, что усердно пытался это сделать. Эш чувствовал себя уверенней, когда имел дело с фактами.
— Ты сказала, что к твоей маме тебя привела ее собака. Она была с ней, когда Антония вышла из дома?
Ева кивнула.
— Думаю, да. Шеба была мокрой, когда подбежала ко мне, а в ту ночь шел дождь. Но собака хромала из-за артрита в одной лапе. Она не сумела бы взобраться по тем ступенькам карьера. Если бы Шеба была с моей мамой, она напала бы на любого, кто осмелился бы причинить ей вред.
Эш постарался, чтобы его голос звучал как можно более равнодушно:
— То, что ты рассказываешь, Ева, берется из твоих воспоминаний или из твоих видений?
Ева посмотрела на него так, словно он сказал что-то нехорошее.
— Большая часть — из воспоминаний, которые были накрепко заперты в моем сознании, пока я не встала на то место, где умерла мама. Есть еще кое-что, что я помню — мамин голос, который говорит мне, что это был несчастный случай. Но это не так. Я знаю, что ее столкнули. Так почему она мне солгала?
Эш потер пальцами лоб.
— Единственное, что приходит мне в голову, это то, что она хотела тебя
