Кровавая заутреня - Нина Алексеевна Левина
— Пусти! Дай мне умереть! — кричала Кати, вырываясь, но сержант держал её крепко.
— И не подумаю! Топиться она вздумала! Грех такой на душу взять!
Он вытащил её на берег, и Кати вдруг перестала сопротивляться.
— Взгляни на меня, Алёша, — тихо произнесла она, — и убей своим презрением.
— Катенька, милая, да разве я мечтал найти тебя живой, чтобы убить? Я готов себя убить за то, что не защитил тебя, и ты стала пленницей негодяя. Я… — Алексей внезапно замолчал, уставившись на Кати. Мокрое платье облепило её фигуру и подчеркнуло заметно округлившийся живот.
— Видишь? — прошептала Кати. — Лучше бы ты никогда не нашёл меня.
Она опустилась на землю, уткнулась лицом в ладони и тихо заплакала. Ошеломлённый открытием Алексей молча стоял рядом, обдумывая случившееся. Целая гамма чувств пронеслась в его душе: ярость, боль, ненависть, страх и жалость. Если бы возможно было, он раз за разом воскрешал бы Чеслава, чтобы раз за разом его убивать. Когда буря чувств утихла, Алексей решительно поднял Кати, взял её на руки и быстро зашагал к лошади.
— Поехали скорее, пока ты не простудилась!
— Куда?
Кати слабо сопротивлялась, но Алексей крепко держал её.
— К отцу Афанасию. Тебе надо поесть и прийти в себя. Он хороший, добрый человек и приютит тебя, пока не приедет Ульяна Назаровна.
— Матушка с батюшкой убиты! — воскликнула девушка.
— Твоя матушка жива, но обязательно умрёт, если ты вздумаешь покончить с собой.
— Она правда жива? — Кати с надеждой взглянула на Алексея, и он возликовал, увидев в её глазах крохотную искорку той, прежней Катеньки.
— Жива-жива. И ты будешь жить.
Алексей снова укутал её в накидку и бережно посадил на лошадь.
— Как только Ульяна Назаровна приедет, я сделаю то, что обещал до отъезда — попрошу твоей руки.
— Что? — Кати посмотрела на сержанта с недоверием и покачала головой. — Не надо, Алёша. Ты ведь это от жалости? Я грязная, обесчещенная… противна самой себе и никогда не смогу стать тебе настоящей женой…
— Ты — моя любовь, Катенька, — проговорил Алексей, усаживаясь позади неё в седло, — а от любви не отворачиваются. Я буду с тобой рядом, ничего не требуя взамен, столько, сколько понадобится. Всё, держись, милая!
Он пришпорил Звёздочку и поскакал вдоль Вислы.
Эпилог
После подавления восстания в Польше Суворов получил от Екатерины II звание фельдмаршала, а от просвещённой Европы — прозвище «полудемон». Варшавская заутреня, во время которой были вырезаны несколько тысяч безоружных военных и гражданских, не вызывала сочувствия у европейцев, а вот о штурме Праги говорили с возмущением. Даже «человеколюбец» Наполеон Бонапарт впоследствии писал о Суворове как о «варваре, залитом кровью поляков». Сам же фельдмаршал так ответил на обвинения, доносящиеся из Европы: «Миролюбивые фельдмаршалы при начале польской кампании провели всё время в заготовлении магазинов. Их план был сражаться три года с возмутившимся народом… Я пришёл и победил! Одним ударом приобрёл я мир и положил конец кровопролитию».
Для поляков же восстание не прошло без последствий. Спустя год, 24 октября 1795 года, Австрия, Пруссия и Россия объявили о третьем, окончательном разделе Речи Посполитой и поделили между собой оставшиеся земли. С этого момента она перестала существовать как суверенное государство, даже понятие «королевство Польское» было упразднено и запрещено для употребления. И вполне логично, что титул короля в отсутствии королевства больше не имел смысла, поэтому 25 ноября 1795 года Станислав Понятовский отрёкся от престола, приурочив это событие к именинам Екатерины II. Таким образом восстание Костюшко оказалось фатальным для Речи Посполитой. Вместо возвращения ей былого величия, провозглашённый генералиссимус стал причиной её уничтожения.
Но вернёмся опять в Варшаву к нашим героям. Спустя три недели после вызволения Кати, отец Афанасий тихо обвенчал её с Алексеем. К тому времени она уже немного пришла в себя, перестала мечтать о смерти и смирилась с жестокой прошлой действительностью. Очень благотворно на Кати сказались беседы с отцом Афанасием, которому она откровенно поведала обо всех ужасах своего плена, и приезд Ульяны Назаровны. Ту чуть трижды не хватил удар. Сначала от счастья, что дочь жива, потом от подробностей её пребывания в заточении, которыми поделился отец Афанасий, и, наконец, от неожиданного и настойчивого предложения Алексея.
— Родной ты мой, Алексей Захарович, — разрыдалась у него на груди Ульяна Назаровна. — Ты прости нас, меня и покойного Панкрата Васильевича! Мы-то дурни старые разлучить вас думали, а оно вон как вышло. Если бы не ты — не видать мне моей Катюши!
На венчании присутствовали только Тушнев и поправляющийся Вигель, оба всё понимали и ни о чём не расспрашивали. Сразу после венчания Алексей выхлопотал себе отставку и повёз Кати и Ульяну Назаровну в их родное Тополиное. Прибыв в имение, от пережитого и долгой тряской дороги, Кати разродилась раньше срока прямо на Рождество девочкой, которую окрестили Анной. Все дворовые радовались, что у Ульяны Назаровны, потерявшей любимого Панкратушку, появилась в утешение внучка. К ней приставили няньку и кормилицу, и никто не догадывался, что этот ребёнок — плод жестокого насилия.
Кати понемногу оправлялась после родов и произошедшего. Память медленно стирала страшные воспоминания, сглаживала их, превращая в призрачные видения. Тем более рядом был Алексей — заботливый, внимательный и любящий. Он сдержал слово и даже не заговаривал с Кати о близости, не докучал ей постоянным присутствием, давал время побыть наедине с самой собой и с радостью замечал, как на её щёки возвращается румянец, а губы всё чаще трогает улыбка. Чтобы не давать повода для разговоров среди дворовых, спали они в разных, но соседних комнатах, и Алексей знал, что Кати всё реже и реже плачет по ночам.
Иногда приходили короткие послания от Тушнева и Вигеля, продолжавших нести службу. Вигель совсем поправился и даже собирался жениться, Фёдор поднимался в званиях. Ещё Алексей списался с матерью Авиновых, рассказал ей о дружбе с сыновьями, сообщил подробности гибели Андрея Петровича и получил настойчивое приглашение приезжать в гости. Было одно дело, не дававшее ему покоя, и незадолго до Пасхи Алексей отправил в Санкт-Петербург письмо на имя Безбородко Александра Андреевича, в котором просил его извинить за то, что нарушил в апреле повеление оставаться в столице и самовольно отбыл в Польшу. Сообщал, что женился
