Кровавая заутреня - Нина Алексеевна Левина
Чеслав стремительно прошёл на кухню мимо окликнувшей его пани Ивоны и принялся собирать еду в корзину.
— Что ты делаешь? — мать встала у него за спиной.
— Не видите? — буркнул Чеслав.
— Вижу, поэтому спрашиваю. Для кого еда?
— Для русских. Отнесу им угощение.
— Ты лжёшь! — воскликнула пани Ивона и принялась выкладывать всё из корзины обратно. — Раньше ты говорил, что носишь еду тем, кто держит осаду, потом — тем, кто строит укрепления в Праге, теперь — русским. Это враньё! Ты не вынесешь еду из корчмы, я запрещаю тебе!
— Не мешайте! — Чеслав попытался оттолкнуть мать, но пани Ивона была крепкой женщиной и не сдвинулась с места.
— Даже не думай! Больше никаких корзин с едой! Всё!
— Тогда вы, матушка, станете моей убийцей. Желаете смерти своему сыну?
— Что ты говоришь? — ахнула пани Ивона и отшатнулась, наткнувшись на хмурый взгляд сына, совершенно ему несвойственный. Столько в нём было дикой, звериной злобы, что корчмарка впервые испугалась, не узнав своего добродушного Чеслава.
— Если я не сделаю задуманное, то скоро меня убьют.
— Кто?
— Алекси.
— Но за что ему убивать тебя? — всплеснула пани Ивона руками, и вдруг её осенила догадка. — Та панянка, о которой он спрашивал… Ты что-то о ней знаешь?
Чеслав кивнул.
— Тогда почему не расскажешь ему? Или… Ты убил её? Так то не страшно. Скажи, что это сделал Радзимиш, ему-то уже всё равно.
— Нет, — покачал головой Чеслав. — Я не убил её.
— Тогда чего бояться?
— Она жива. Но если Алекси найдёт её, он убьёт меня.
— Она жива⁈ — удивлённо вскричала корчмарка. — Но тогда… Матка Боска, — прошептала она, вглядываясь в лицо сына. — Ты её где-то спрятал и держал всё это время… Что ты с ней сделал?
— Много чего, — ухмыльнулся Чеслав. — Поэтому её не должны найти.
— Идиот, — пани Ивона схватилась за голову. — Почему ты до сих пор не избавился от своей курвы?
— Потому что не знал, что сюда придёт этот русский кавалерист! А другим до неё нет дела! Но я собираюсь избавиться от неё сейчас, только не мешайте мне, матушка.
— Тебе помочь? Что нужно сделать?
— Я сам.
И Чеслав поделился с матерью планами. Пани Ивона полностью их одобрила и даже сама быстро изготовила большую картофельную запеканку, начинив её крысиным ядом и чесноком для маскировки запаха мышьяка. Понемногу яда добавили в хлеб, мясо и взвар, и Чеслав с наполненной корзиной поторопился к дому глухонемой. Он прошёл своей тропинкой вдоль берега Вислы и вышел в привычном месте, где его и заметил Алексей.
Корзина с отравленной пищей жгла руки, хотелось поскорее совершить задуманное, поэтому Чеслав очень спешил. Оглянувшись несколько раз и убедившись, что его никто не видит, он проследовал к дому. Разомлев под тёплыми лучами осеннего солнца, глухонемая дремала на лавочке, прислонившись к стене дома. Чеслав потряс её за плечо, знаками показал на корзину и пошёл к двери. Старуха снова закрыла глаза и продолжила дремать. Наблюдавший издали Алексей услышал, как скрипнула входная дверь, и Чеслав вошёл внутрь. Громов разочарованно вздохнул — похоже, Чеслав просто навестил старую глухую женщину, принёс ей еды, а он уже Бог знает что подумал. Можно было возвращаться назад, но корчмарь из дома не выходил, и Алексея одолело любопытство узнать, что он там делает. Сержант подобрался к дому со стороны глухой стены без окна, поднялся на крыльцо и медленно приоткрыл дверь, не давая ей заскрипеть. Взглянул на спящую старуху и проскользнул в дом. Чеслава поблизости не оказалось, зато откуда-то сверху доносился его приглушённый голос. Корчмарь с кем-то разговаривал, второго собеседника слышно почти не было, но Алексею показалось, что голос принадлежит женщине или ребёнку. Сержант заметил неподалёку ведущую наверх к закрытой двери лестницу и начал взбираться по ней, аккуратно переставляя ноги, чтобы невольным скрипом ступеней не выдать своё присутствие.
Возле самой двери он замер и прислушался.
— … уже всё закончилось, — произнёс за дверью Чеслав. — Не бойся, больше не будет стрельбы. Наше войско победило. Русские разгромлены, они бежали из-под Варшавы.
Алексей едва поверил своим ушам, услышав эти слова, а корчмарь продолжал:
— В честь нашей победы матушка испекла запеканку. Ешь скорее, она ещё тёплая.
Собеседник Чеслава что-то тихо ответил, и у Алексея в волнении забилось сердце — голос показался ему знакомым и точно не детским.
— Зимно тебе? Запеканку тёплую ешь.
Голос снова что-то произнёс.
— Так остынет же. Ну как хочешь, — сказал раздражённо Чеслав. Слышно было, как он ходит по комнате. — Я приду завтра и уберу здесь. Ты даже не успеешь заскучать. И огня тебе принесу. Сегодня просто полюбуюсь тобой, моя богиня.
Послышалась возня, потом всхлипнула женщина и сдавленно вскрикнула. Вскрик прозвучал для Алексея как выстрел, он с силой ударил ногой в дверь и распахнул её. Чеслав сжимал руками обнажённые плечи стоявшей перед ним женщины, и даже в сумраке комнаты Алексей заметил синяки, покрывающие шею и грудь. Он не сразу узнал в бледном создании с растрёпанными волосами и тусклыми глазами, обведёнными тёмными кругами, свою Катеньку. Она повернула к нему лицо, что-то беззвучно прошептала и пошатнулась. При виде ворвавшегося в комнату Алексея, Чеслав на мгновение замер. Мелькнувшие в глазах удивление и страх сменились злобой загнанной в угол крысы.
— Ах ты, сволочь, — прошипел Громов, выхватывая саблю и бросаясь к Чеславу. — Убью!
Но корчмарь быстро развернул
