В плену удовольствия - Элизабет Торнтон
— Понятия не имею. Но я совершенно уверен, что все эти истории написаны Антонией. Мы о них говорили, знаете ли. Вся эта суеверная чепуха о приведениях встала у меня поперек горла. Ты прости меня за такую прямоту, Ева, но, как ты хорошо знаешь, у твоей матери было чрезмерное воображение.
Эш скорее почувствовал, чем увидел, как оцепенела Ева, и быстро вклинился в беседу:
— Но как тогда рассказы Антонии попали к Анжело?
Диаринг пожал плечами.
— Я только знаю, что они записывала их в блокнотах, тех самых, о которых ты, Ева, спрашивала. Насколько мне известно, их не было в коробках Антонии, когда я заставил себя их разобрать. Я не думал, что это важно. Антония никогда не намеревалась публиковать свои рассказы. Это было просто хобби, то, что она записывала после посещения различных садов. — Он криво улыбнулся дочери. — Так что нет ничего удивительного в том, что ты стала писательницей, Ева. Этот талант ты унаследовала от своей матери.
Ева разгладила вырезки и, хмурясь, стала быстро их проглядывать.
Эш спросил:
— Вы хотите сказать, что знаете сады, описанные в этих историях, мистер Диаринг?
Тот кивнул.
— В разное время я претендовал на то, чтобы оформлять эти сады, но каждый раз выбирали другого человека, того самого садового архитектора, о котором я вам говорил, Томаса Мессенджера. Он был блестящим специалистом, но не слишком надежным. Я упоминал о том, что Мессенджер слишком много пил и не всегда был вежлив со своими нанимателями? Такое случалось постоянно, знаете ли, но трезвым он был совершенно очарователен, и все хотели дать ему еще шанс. Все эти сады проектировал он.
— И парк в Ричмонде? — спросил Эш. — Это мое имение, но я не припоминаю такого имени.
— Это была незначительная работа. Насколько я помню, лорд Денисон хотел террасированный сад, который бы тянулся вдоль реки.
Эш кивнул.
— Он все еще такой. Продолжайте, мистер Диаринг.
— Во всяком случае, сначала я не был уверен, что это те же самые сады, но когда узнал героев этих рассказов, все стало совершенно ясно.
— Героев?
— Служанку, упавшую в колодец, лакея, свалившегося с лестницы, утонувшего мальчика. Это трагические события, и люди все еще рассказывают о них любому чужаку, появившемуся в их местности. Вот Антония и услышала эти истории, когда посещала те сады.
Голова Евы закружилась от вопросов.
— А где была я, папа? Я спрашиваю об этом, потому что совсем не помню этих случаев.
— Я и надеялся, что ты об этом не помнишь! — с жаром воскликнул Диаринг. — Антония прекрасно понимала, что не стоит забивать тебе голову всякими историями о привидениях. Ты была совсем юной, а эти события слишком трагичны. Я рад, что твоя мать оградила тебя от страшных подробностей. — Он вздохнул. — Была б моя воля, Антония вообще не написала бы этих рассказов, но ведь она и не подумала спросить мое мнение.
Ева знала, почему. Ее мать никогда не смогла бы поговорить с мужем о присущем ей даре Клэверли. Если бы он прочел те рассказы, то по случайности мог бы и догадаться об этом.
— Так я была с мамой, когда она посещала эти сады?
— О да. Ты была еще очень маленькой. Я думаю, это было летом 1805 года. Я работал на севере. Не могу вспомнить, почему вы не присоединились ко мне, но вы с Антонией устроили себе каникулы, посещая некоторые выдающиеся сады в Лондоне и окрестностях.
— Это было за год до того, как мама умерла, — сказала Ева. Ее голос был странно невыразительным. — За год до того, как она упала с вершины карьера.
Диаринг полез в карман и вытащил носовой платок. Высморкавшись, он прочистил горло.
— Я полагал, что где-то здесь мог бы быть и рассказ о саде, созданном на месте выработанного карьера, но, конечно, Антонии уже не было в живых, чтобы написать об этом.
— Сад на месте карьера? — спросила Ева. — Я его не помню.
— Его тогда еще не было, — ответил ее отец. — Он только планировался.
Для Эша он объяснил:
— Томас получил заказ на проектирование сада на месте выработанного карьера. Понимаете, были длительные периоды, когда он брал себя в руки и у него все превосходно получалось. И в это время как раз случился один из таких моментов. Однако долго он не продлился. Томас вернулся к бутылке, и начались всяческие неприятности. Он оскорблял владельцев, бил окна и все такое. — Диаринг покачал головой. — Никто не мог с ним справиться. Поэтому владельцы уволили его и пригласили меня закончить работу.
Когда пожилой мужчина остановился, Эш отметил:
— Какое странное совпадение.
Он думал о том, что Мессенджер был во всех четырех садах, где произошли несчастные случаи, и колесики в его мозгу яростно крутились.
— Что бы там ни было, — продолжил Диаринг, — это обернулось катастрофой. Я приступил к работе, а Антония и Ева жили неподалеку. Еще я знаю, что Мессенджер отправил своих жену и детей просить владельцев дать ему еще один шанс. Их то ли прогнали, то ли спустили на них собак. Ситуация была тем более неловкой, что Мессенджер и его семья остановились в той же гостинице, где и Ева с Антонией.
Его голос вдруг изменился, и Диаринг горячо сказал:
— Мне жаль, что я вообще взялся за эту работу. Конечно, было заманчиво превратить этот карьер в нечто прекрасное, но после смерти Антонии мне совсем не хотелось туда возвращаться. Я слышал, там красиво, но я не хочу видеть эти сады. Я не смог бы вынести их вида.
— Где находится это место? — спросил Эш.
Диаринг сначала посмотрел на Еву, затем перевел взгляд на Эша.
— Не хотелось бы, чтобы Ева туда возвращалась. Она временами может быть болезненно впечатлительной. Это еще одна черта, унаследованная ею от матери.
— Все в порядке, папа, — ответила Ева. — Кажется, я знаю, где может быть этот карьер. Я похожа на тебя. И тоже не смогла бы перенести возвращения туда. Сейчас все изменилось.
Повисла продолжительная тишина. Затем Эш спросил:
— А где сейчас Мессенджер?
Прежде чем ответить, Диаринг сделал глоток кофе.
— Я знаю, что после потери того заказа он больше не работал над большими проектами, но мог самостоятельно выполнять более мелкие работы. С другой стороны, я бы не удивился, узнав, что он умер с бутылкой в руке. Точно я не знаю.
— О, — заметил Эш, — вполне возможно, что он сохранил записи Антонии, а когда спустя годы готические
