Гюи Шантеплёр - Невѣста „1-го Апрѣля“
— Ты думалъ встрѣтить только нищенку, я фея, берегись!
И ему казалось, что съ Сюзи произошло волшебное превращеніе: она явилась ему въ ореолѣ и ея торжествующая улыбка говорила: „Ты думалъ, что бранишь или забавляешь ребенка, берегись, я — женщина!“
Это изящное созданіе, эта живая мечта, — Мишель безсознательно почувствовалъ ея присутствіе въ тотъ вечеръ, прежде чѣмъ она, подобно большой химерической бабочкѣ, предстала передъ нимъ, такая граціозная въ своей разлетающейся блузѣ „mauve“; онъ теперь снова переживалъ впечатлѣніе этого вечера, но болѣе сильное, не находя для него пока опредѣленія, и почувствовалъ, къ изумленію, смѣшанному съ горечью, что къ взволнованной радости видѣть Сюзанну, любоваться ею въ этомъ расцвѣтѣ красоты, примѣшивалась ярость при мысли, что другіе ее увидятъ и будутъ ею также любоваться.
Мишель отошелъ отъ окна и сдѣлалъ нѣсколько шаговъ по направленію къ своей невѣстѣ. Тогда молодая дѣвушка принялась говорить, немного ободренная воспоминаніемъ о комплиментахъ Колетты и легкимъ движеніемъ удивленія, замѣченнымъ ею у Мишеля, немного возбужденная перспективой этого бала, совершенно овладѣвшаго ея душей и вальсы котораго звучали уже въ ея ушахъ.
— Вы знаете, Мишель, вѣдь это мой первый балъ, несмотря на то, что мнѣ уже исполнилось 22 года! Мы съ дядей Джономъ совсѣмъ не ѣздили въ свѣтъ… И это также мое первое декольтированное платье… Совершенно декольтированное, вы понимаете?
— Совершенно декольтированное, да, я понимаю, — повторилъ Мишель, легко напирая на нарѣчіе.
Порицаніе, совершенно несправедливое, скрывавшееся въ этомъ отвѣтѣ, было едва замѣтно. Сюзи его, однако, почувствовала, и побагровѣвъ, она инстинктивно надвинула на грудь шарфъ и тюль изъ иллюзіона, прикрывавшій ея плечи. Это движеніе вывело изъ себя Тремора.
— Развѣ вы будете носить этотъ шарфъ и въ Шеснэ? — спросилъ онъ съ болѣе замѣтной горечью.
Она улыбнулась, все еще краснѣя.
— Нѣтъ.
— Вамъ холодно?
Она колебалась, раньше чѣмъ отвѣтить.
— Немного, — сказала она наконецъ.
Мишель посмотрѣлъ на нее одно мгновеніе, но она не подняла глазъ; затѣмъ онъ сказалъ:
— Я хотѣлъ бы понять, какъ вы объясняете свою рѣшимость появиться передъ двумя или тремя сотнями лицъ въ туалетѣ, который васъ теперь стѣсняетъ?
Онъ чувствовалъ, что грубъ, и однако онъ не могъ сдержаться. Но Сюзи была поражена логичностью его замѣчанія, она отвѣтила немного легкомысленно, не понимая въ точности, что она говорила, выражая однако то, что она испытывала и не придавая своему отвѣту никакого особеннаго значенія:
— Это потому, что при васъ я робѣю болѣе, чѣмъ при другихъ, мнѣ кажется…
— Ахъ! вы при мнѣ робѣете? Еще одна моя привилегія!
Голосъ его былъ жесткій, рѣзкій, глаза злые.
Сюзанна тоже почувствовала приступъ гнѣва. Она живо поднялась и стала передъ своимъ женихомъ.
— Послушайте, Мишель, — сказала она, — если вы все время будете такъ злы и станете мнѣ портить удовольствіе — скажите это! При такихъ условіяхъ я готова не знаю на что, я согласна лучше отказаться отъ бала Сенвалей.
Она перебила себя, затѣмъ, кончая:
— Какой вы невыносимый, знаете ли! я убѣждена, что вы не сознаете, до какой степени вы несносны.
Ея руки безпомощно висѣли вдоль ея тѣла въ то время, какъ она подняла на Мишеля свои большие, блестящіе глаза. Нѣжный и пріятный запахъ исходилъ отъ нея, ея туалета, цвѣтовъ, разогрѣтыхъ на ея груди, ея слегка напудренныхъ волосъ.
И гнѣвъ ея былъ прелестенъ, и какъ ни старалась она сдѣлать сердитое лицо, не было ничего жесткаго на ея забавномъ личикѣ, въ ея музыкальномъ голосѣ, который въ эту минуту обнаруживалъ болѣе замѣтно иностранный акцентъ. Тогда — первый разъ можетъ быть — у Мишеля явилось безумное желаніе взять ее въ свои объятія, чувствовать у своихъ губъ ея красивые надушенные волосы, прижать на одно мгновеніе совсѣмъ близко къ своему сердцу это очаровательное дитя, бывшее его невѣстой, принадлежавшее ему болѣе, чѣмъ кому другому, и сказать: „ну да, не ѣзди на этотъ балъ, не ѣзди туда, молю тебя, не знаю почему и по какому праву я прошу у тебя этой жертвы, но я прошу ее у тебя отъ всей души, въ виду тѣхъ страданій, которыя я предчувствую и которыхъ боюсь“.
Но Сюзи не прочла ничего изъ зтихъ мыслей во взглядѣ, устремленномъ на нее въ продолженіе очень короткаго мгновенія и очень быстро продолжала, также послѣ нѣкотораго размышленія:
— Впрочемъ, было бы очень глупо, если бы я изъ-за васъ отказалась отъ бала.
— Я самъ былъ бы огорченъ, если бы вы отказались отъ удовольствія, — отвѣтилъ онъ сухо.
Она подчеркнула вызывающей усмѣшкой его замѣчаніе, повернулась на одной ногѣ и принялась за свою газету, когда вошла Колетта съ торопливымъ видомъ, въ сопровожденiи своего какъ всегда безстрастнаго мужа. Она поцѣловала своего брата, затѣмъ, сама, очаровательная въ своемъ муаровомъ платьѣ цвѣта „mauve“ съ нарисованными блѣдными орхидеями, она мелькомъ бросила на Сюзанну материнскій взглядъ.
— Ну, братецъ, — воскликнула она, — ты гордишься своей невѣстой?
— Очень горжусь, — отвѣтилъ Мишель безъ всякаго энтузіазма.
Однако, въ Шеснэ, въ то время, какъ передъ входомъ въ залъ Сюзанна поправляла волосы передъ зеркаломъ въ передней, онъ, казалось, пришелъ въ лучшее расположеніе и попросилъ молодую дѣвушку дать ему первый вальсъ.
Миссъ Севернъ выразила сначала полное удивленіе и затѣмъ съ искренней досадой сказала:
— О! Мишель, какъ мнѣ обидно, я не знала, что вы танцуете, вы никогда не танцовали на вечерахъ это лѣто… и я уже пообѣщала первый вальсъ Раймонду Деплану.
— А! — отвѣтилъ просто молодой человѣкъ.
Не добавивъ ничего, онъ предложилъ руку Сюзаннѣ и послѣдовалъ съ нею за Робертомъ и Колеттой, проходившими въ настежь открытыя двери и остановившимися, чтобы раскланяться съ г-номъ и г-жей Сенваль.
Миссъ Севернъ едва не вскрикнула при входѣ.
Этотъ залъ, предоставленный безконечно разнообразной игрѣ двухъ цвѣтовъ, величественный, манящій, напоминалъ феерическій апоѳеозъ.
Въ ослѣпительномъ свѣтѣ, придававшемъ загадочный блескъ орхидеямъ цвѣта „mauve“ и блѣдно-зеленымъ хризантемамъ корзинъ, драпировкамъ изъ легкаго шелка и громадному декоративному полотну, кружились платья цвѣта „mauve“ и зелени, уносимыя невидимой музыкой. Различные оттѣнки темно и блѣдно голубые, желтые и розовые сливались, образуя гаммы цвѣтовъ или объединялись гармоничными контрастами.
Волны свѣта и красокъ, неуловимыя и обманчивыя въ своемъ причудливомъ сочетаніи, но великолѣпныя, мелькали съ головокружительной быстротой. Черезъ широкіе просвѣты фона угадывались деревья парка, рисовавшіяся безъ опредѣленныхъ контуровъ, таинственно освѣщенныя зеленоватымъ и фіолетовымъ отблескомъ какихъ-то неестественныхъ сумерекъ.
