Невероятный сезон - Ивз Розалин
– Но зачем?
Грация нахмурилась.
– Не знаю.
Дрожь пробежала по телу Калли, отчего волоски на руках встали дыбом. Что-то страшно беспокоило ее. Была ли это ревность, ведь произошедшее прояснило чувства Адама к Талии? Неужели какая-то часть ее тайно, постыдно надеялась, что Адам вернется к ней, если побег Талии окажется успешным? Калли встряхнулась. Она не должна так думать. Ее единственной заботой должны быть безопасность и счастье сестры. Ее же могли подождать.
У нее скрутило живот. Она ненавидела ожидание и неизвестность. Калли встала, хлопнув в ладоши, будто так могла избавиться от страхов.
– Еще что-то нужно? Что-нибудь перекусить?
Кузина покачала головой, заверив, что хочет только прилечь.
В дверях Калли заколебалась. Сейчас она ничего не могла сделать для Талии, но не для кузины.
– Хочешь поговорить?
– О чем?
Грация не смотрела на нее, а продолжала разглядывать свое отражение в зеркале над туалетным столиком, теребя локон на виске.
– О чем угодно, – предложила Калли. – Возможно, о мистере Левесоне?
Грация повернулась к ней, сверкнув улыбкой. Слишком яркой.
– Тут нечего обсуждать. Он оказался не тем, за кого я его принимала. Мы поссорились, и я, вероятно, больше никогда не заговорю с ним.
Калли шагнула в комнату, вспомнив острую боль, пронзившую ее, когда Адам объявил, что едет за Талией. Она ни на секунду не поверила, будто эта размолвка не важна для кузины.
– Он меня не ранил, – фыркнула Грация.
Калли сделала еще шаг к ней.
– Ты обнимала меня сегодня в карете, когда я плакала. Если тебе нужно хорошенько выплакаться, я тут, рядом.
Грация покачала головой, и локоны запрыгали вокруг ее лица.
– Я отказываюсь рыдать из-за мистера Левесона, – заявила она, но слезы катились у нее по щекам.
Калли подошла и потянула Грацию за собой, чтобы усадить на кровать.
– Ну и отлично. Не рыдай из-за мистера Левесона. Но поплачь, если хочется. Возможно, ты почувствуешь себя лучше.
– От слез становится лучше?
– На самом деле, да.
У Грации вырвался сдавленный смешок.
– Ну, тогда… – Она замолчала, ее лицо сморщилось, и она закрыла его руками.
Калли обняла кузину, вспоминая объятия, которые та подарила ей несколько часов назад. Она держала ее в кольце своих рук до тех пор, пока Грация не выплакала все слезы, а потом высвободилась и забралась в постель, сказав, что хочет спать.
Калли подоткнула ей одеяло и выскользнула из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь. В коридоре она остановилась.
Что теперь? Предстояло заполнить часы, прежде чем они хоть что-то узнают. Калли хотелось заняться чем-нибудь, чтобы не волноваться из-за Талии. Чтобы не думать об Адаме. Чтобы удержаться от слез. Но она оставила вышивку и шкатулку из ракушек в Лондоне, торопясь вернуться домой, и в любом случае это могло бы занять ее руки, но не ум.
Возможно, у мамы найдется для нее какое-нибудь задание. Калли побрела на кухню, где мама советовалась с поваром и складывала в корзинку желе, хлеб и горшочек с супом. Калли просияла. Корзина обычно означала визит, а значит – возможность быть полезной. В голове всплыло воспоминание об Адаме во время болезни, бледном и все же улыбающемся, но Калли безжалостно отогнала его прочь.
– Для кого эта корзинка? – спросила она.
– Для Ламбетов, – ответила мама. – Миссис Ламбет только что потеряла ребенка и плохо себя чувствует. Ее муж подумал, что визит викария мог бы подбодрить ее. Ты бы хотела пойти с отцом?
И вот Калли обнаружила, что идет под весенним солнцем. Ветерок приносил прохладное напоминание, что зима еще не ушла далеко, но солнце было мягким и теплым, и Калли запрокинула голову, чтобы почувствовать на лице его лучи.
Адам потерян для нее, и Талия, возможно, попала в беду, но в мире еще оставались прекрасные вещи и места, и она дома. Ее папа шагал по дороге рядом. Каждый знакомый поворот проселочной тропы, каждая пурпурная вспышка там, где распустились фиалки, даже пятнистые тени поднимали ей настроение.
Папа взглянул на нее.
– С тобой все в порядке, моя Каллиопа-Белл? Знаю, ты беспокоишься о Талии, мы все беспокоимся, но не могу отделаться от чувства, что тебя тревожит что-то еще. Это связано с помолвкой?
Ее окатила ледяная волна. Знали ли они, что она разорвала помолвку? Но откуда? Она даже не была уверена, получил ли ее письмо Адам.
Папа продолжил.
– Ты должна знать, что мне очень нравится Адам, и я бы порадовался, если ты не сомневалась, что он сделает тебя счастливой, но, Калли, ты не обязана выходить за того, кого не любишь, лишь потому, что тетя боится за твою репутацию. Брак с правильным человеком – это большая радость, но я вижу слишком много несчастливых союзов, чтобы желать подобного кому-то из моих детей. Лучше оставаться незамужней, чем обременять себя так.
Доброта отца растрогала ее. Калли заморгала от жжения в глазах, удивляясь, как у нее еще не иссяк запас слез.
– Тебе не стоит беспокоиться об этом, папа, – осторожно сказала она. – Перед тем, как мы уехали из Лондона, я написала Адаму, сообщив, что не верю, будто мы подходим друг другу.
– Неужели? – спросил папа, внимательно глядя на нее.
Она кивнула и отвела взгляд. Большую часть жизни отец проводил в тумане, подобном сну, его мысли были где-то далеко, но у него имелась приводящая в замешательство привычка неожиданно сосредотачиваться на чем-то тогда, когда больше всего хотелось, чтобы он этого не делал.
Он потянулся, чтобы взять ее за руку, и сжал ее.
– Я рад, что ты вернулась, Каллиопа-Белл, – произнес он. – Я скучал по тебе. Можешь оставаться дома с нами, сколько захочешь.
Калли шмыгнула носом и крепко обняла отца, уткнувшись лицом в его пальто.
– Я тоже скучала по тебе, папа. Спасибо.
Они шли рука об руку по аллее, пока не добрались до дома Ламбетов. Снаружи коттедж выглядел так же опрятно, как всегда, по побеленным стенам вился плющ. Но внутри царил хаос, по углам скопилась пыль, а на ковре валялись кукла и одинокий ботинок. Мистер Ламбет встретил их в дверях с натянутой улыбкой. Он смущенно указал на грязный коридор.
– Сожалею о беспорядке. Я пытался, но у меня не такие ловкие руки как у Роуз, а Роуз… Ну, вы увидите.
Двое светло-русых детей подобрались к нему. Младшая – двухлетка, как предположила Калли, – сунула в рот большой палец и уставилась на гостей широко раскрытыми голубыми глазами.
Калли передала корзину, которую несла, мистеру Ламбету, и он поставил ее на столик у двери. Затем он повел их по коридору в затемненную комнату, где лежала его жена. Калли помнила миссис Ламбет хорошенькой молодой женщиной. В двенадцать лет, только начав обращать внимание на такие вещи, Калли считала свадьбу Ламбетов в усыпанной розами церкви воплощением романтики. Но теперь миссис Ламбет выглядела бледной и изможденной, будто с нее сошел весь цвет цветка, в честь которого ей дали имя.
Взгляд женщины упал на отца Калли, она слегка улыбнулась и попыталась подняться.
– Викарий. Спасибо, что пришли.
Папа сел на стул у постели.
– Ваш муж попросил меня. Он – хороший человек и беспокоится о вас.
Роуз посмотрела на мужа, который в тревоге стоял в дверях рядом с Калли, держа детей за руки.
– Лучший из людей. Не так уж много найдется мужчин, которые станут присматривать за детьми или вести хозяйство вместо больной жены.
«Адам стал бы», – подумала Калли, удивленная, неожиданно ощутив боль. Она могла представить его в подобной ситуации – спокойного, сосредоточенного, слушающего. Желающего помочь. Нет. Она не станет думать о нем.
Миссис Ламбет закрыла глаза и откинулась на подушки. Слезы потекли из ее глаз. Она яростно прошептала:
– Иногда я ненавижу Бога за то, что он забрал моего ребенка. Иногда ненавижу себя, что не смогла родить его живым и здоровым. – Она открыла глаза. – Это делает меня порочной?
Папа покачал головой.
– Нет. У вас огромная потеря. Скорбеть – это нормально. Я здесь, чтобы разделить скорбь с вами.
