Невероятный сезон - Ивз Розалин

Каким-то образом Грация все поняла, она пересела к Калли и заключила младшую кузину в объятия. Если несколько ее горячих слезинок и упали на каштановые кудри Калли, рядом не было никого, кто мог бы это заметить.

Когда экипаж прогрохотал по мощеной дорожке к дому священника, девушки уже стерли следы слез. Младшие дети Обри, шестилетний Эдвард и восьмилетняя Урания, стояли на лужайке, ожидая их. Они, должно быть, услышали стук колес по подъездной дорожке.

Когда Калли вышла, ее братья и сестры бросились к ней, обнимая и целуя, а потом кинулись к Грации. Она осторожно высвободилась из объятий: губы Эдварда были липкими, будто он опять ел варенье из банки. Дети побежали в дом, чтобы объявить о них.

Госпожа Софрония Обри, круглая, румяная женщина, встретила их в дверях.

– Боже мой, Калли. Я рада тебя видеть, но… не подумала бы, что ты приедешь! Как поживает тетя Гармония? И где Талия?

Грация и Калли переглянулись.

– Думаю, нам лучше пройти в гостиную, мама, – сказала Калли.

Мать, испытующе взглянув на дочь, отослала младших детей играть в сад за домом и повела их в гостиную. Потребовалось несколько секунд, чтобы ознакомить тетю Софронию с основными деталями: накануне вечером Талия покинула Воксхолл с молодым человеком и не вернулась.

– И они собираются пожениться? – спросила она, убирая прядь волос в растрепанный шиньон. – Но я не понимаю. Почему не спросить нашего благословения? Зачем убегать?

– Талия написала, что папа отказался дать согласие, – сказала Калли.

– Отказался? – Тетя Софрония наморщила лоб. – Знаю, что в письмах Гармония выражала опасения по поводу молодого человека, но ваш отец никогда не мог отказать вам, дети, ни в чем, к чему бы вы ни стремились.

Темная нить завязалась узлом в груди Грации. Талия всегда говорила о мистере Дарби так, словно собиралась выйти за него, и, хотя Грация удивилась, узнав о побеге, она не была шокирована. Но….

– Мистер Дарби не приезжал сюда просить руки Талии? – спросила она.

– Нет, уверена, что нет. И он не писал… Эдвард сказал бы мне об этом. – Тетя Софрония покачала головой. – Боюсь, я не понимаю, что все это значит. Очень надеюсь, Талия не в беде.

Грация тоже на это надеялась.

XXV

(Не)компрометирующий

Талия проспала большую часть первой ночи побега, положив голову на плечо Джеймса. Это был неглубокий сон, прерываемый покачиванием кареты, пока та тряслась по ухабистым дорогам. Несколько раз она просыпалась от негромкого храпа, свидетельствовавшего, что Джеймс тоже спал. Ранним утром они остановились на почтовой станции позавтракать и поменять лошадей. Талия воспользовалась дамской комнатой и плеснула немного воды в лицо, прежде чем прогуляться по лужайке у почтового отделения. Она потерла ладонями плечи, чувствуя озноб, несмотря на легкий спенсер. Обнаружила ли Калли записку? Пошлют ли они кого-то за ней? Она надеялась, что нет – это было бы пустой тратой времени.

Она не собиралась возвращаться.

Джеймс подошел к ней, обхватив сзади руками. Она прижалась к нему, наслаждаясь теплом. Он поцеловал ее в шею, в чувствительное местечко чуть ниже уха, и восхитительный трепет пронзил ее.

– Есть какие-то сожаления? – спросил он.

– Никаких, – ответила Талия, поворачиваясь в его объятиях, чтобы поцеловать. Джеймс жадно прильнул к ее губам и хотел углубить поцелуй, но Талия отстранилась, внезапно осознав, что вокруг люди.

Снова оказавшись в карете, Джеймс устроился рядом с Талией и начал рассказывать о местах, которые он надеялся показать ей в Европе, особенно – после того, как достигнет совершеннолетия и расплатится с долгами.

Говоря это, он легко провел большим пальцем по ее руке без перчатки, по костяшкам пальцев, по углублениям между ними. Крошечные искры жара вспыхивали от его прикосновений.

– Я бы хотела увидеть Грецию, – сказала Талия. – И Стамбул. Возможно, мы могли бы отправиться в Египет.

– Дальше, – ответил Джеймс. – В Индию или Китай. Весь мир принадлежит нам.

Он запечатлел поцелуй у ее уха, и, когда она вздрогнула, придвинулся к ее губам. Его поцелуй был теплым и настойчивым, и, когда его язык скользнул по ее губам, она приоткрыла рот.

На мгновение она растворилась в поцелуях, в тепле, которое наполняло ее. Джеймс погладил ее подбородок, затем его рука скользнула вдоль шеи, большой палец коснулся впадинки у основания горла, прежде чем пробежаться по обнаженной ключице. Его рука опустилась ниже, обводя край ее лифа, его горячее прикосновение к мягкой выпуклости ее груди над корсажем.

У Талии перехватило дыхание. Никогда раньше мужчина не прикасался к ней так. И хотя она знала, что брак повлечет за собой нечто большее, чем поцелуи, и даже пыталась представить, как это могло бы выглядеть, воображение не подготовило ее к реальности: к жару его прикосновений, толчку возбуждения в животе и приливу дурных предчувствий.

Она оказалась не готова к этому. Еще нет. Когда пальцы Джеймса потянулись к тонкой ленте, стягивающей перед ее платья, она отстранилась.

– Джеймс, кучер…

– В закрытом экипаже кто нас увидит? И за стуком колес ничего не будет слышно. – Он снова наклонился поцеловать ее, на этот раз более нежно, коснувшись ее губ. – Все в порядке, – прошептал он ей в губы. – Тебе нечего бояться. Обещаю, тебе понравится.

Она отстранилась, пересев на сиденье напротив.

– Пожалуйста, – сказала она. – Не сейчас. Мне неудобно… в карете… – Она прикусила губу, пытаясь определить, что за чувства переполняли ее. Она посмотрела на Джеймса, испугавшись, что, возможно, обидела его.

Но легкая улыбка тронула его губы.

– Я на мгновение забыл, насколько ты невинна. Не стану дразнить тебя сейчас. – Настойчивый огонек в его глазах намекал на что-то позже.

Талия достала из дорожной сумки сборник стихов и начала читать вслух, слова образовывали хрупкий барьер между ней и Джеймсом, хотя она не могла сказать, для чего он понадобился. Джеймс откинулся на подушки и расслабился, а Талия читала до тех пор, пока ее руки не перестали дрожать – от неожиданности, говорила она себе, – а голос не охрип.

Когда золотистый свет весеннего вечера наполнил экипаж, они остановились перед деревенской гостиницей, простым двухэтажным домом с побеленными стенами. Талия не знала, где они находятся, но была рада, что смогла наконец выйти из тряской кареты и размять ноги. Мальчик-слуга отнес их багаж в дом, а кучер повел лошадей к конюшням.

Пока Джеймс договаривался с женой хозяина гостиницы, горничная сопроводила Талию в комнату на втором этаже с единственным окном, выходящим на дорогу. Комната была чистой, хотя и скудно обставленной: двуспальная кровать под белым покрывалом в центре, белые льняные занавески на окне и простой столик рядом с кроватью, над которым висел умывальник и маленькое овальное зеркало.

Талия подошла к умывальнику. Сняв шляпку, положила ее на стол, затем, позволяя локонам рассыпаться по спине, начала вынимать из волос заколки, которые оставались там с вечера в Воксхолле. Она вздохнула, потянулась и ущипнула себя за бледные щеки. Возможно, она могла бы заказать ужин в комнату, вместо того, чтобы снова выходить на улицу? Кто бы мог подумать, что побег окажется столь изнуряющим делом?

Кто-то постучал в дверь, и Талия обернулась, готовая сказать горничной, что ей ничего не нужно. Но вошла не горничная, а Джеймс. Талия вспыхнула, ее рука потянулась к распущенным волосам.

– Джеймс, ты не должен… – Она замолчала в растерянности. Если он станет ее мужем, несомненно очень скоро увидит ее с распущенными волосами.