В плену удовольствия - Элизабет Торнтон
— Вам лучше не смотреть столь холодно, если хотите избежать злых языков. Изобразите улыбку и позвольте мне сопроводить вас к тёте. — Пока Ева стояла, кипя от злости, он продолжил: — Я предложу вам посетить театр, а вы приложите все усилия, чтобы казаться довольной такой перспективой. Вы поняли?
— Поняла, — процедила Ева сквозь зубы, но присела перед ним в элегантном реверансе и улыбнулась, глядя ему в глаза, чтобы показать, что может притворяться не хуже него.
Он предложил ей руку. Когда она положила на неё свои пальцы, Эш наклонил голову и прошептал ей на ухо:
— Я был бы разочарован, если бы вы не ревновали, Ева. Нет, нет. Вы обещали улыбаться. Пойдёмте?
Покраснев, она позволила ему увести себя из комнаты.
Глава 13
Прием закончился. Все гости разошлись по домам. Даже преисполненная счастья кипучая Лиза, несколько утратив живость, отправилась в постель, оставив свою тетю и друзей насладиться минутами спокойствия с бокалом хереса в гостиной посреди хаоса, оставленного гостями. Все согласились, что Лиза отлично справилась с первой трудностью в сезоне. Она была жизнерадостна, с легкостью заводила знакомых, но при этом сумела найти время и для старшего поколения.
— Именно так она нас называет, — заметила Анна. — Я слышала, как она говорила молодому человеку, которого взяла под свое крыло, что кое-кто из старшего поколения затеял поездку в Хэтчардс, и она почувствовала себя обязанной тоже поехать.
Они весело рассмеялась над этим заявлением, тем более что Ева не достигла своего двадцатипятилетия.
Анна предположила:
— Похоже, они считают, что люди после двадцати одного года впадают в старческое слабоумие.
— Даже не знаю, — сказала Лидия, — смеяться или обижаться. Она пропустила несколько танцев лишь для того, чтобы составить мне компанию.
Анна добавила:
— То же самое она сделала для того приятного молодого человека, который немного хромал и не танцевал. Джейсон Форд, так его зовут.
— Молодым девушкам нравятся военные, — вставила мисс Клэверли, — а хромота, впрочем, легкая, воспринимается ими как знак доблести.
Леди Сэйерс просияла.
— Должна сказать, что моя племянница сильно изменилась с тех пор, как я в последний раз ее видела. И в лучшую сторону. Она была развита не по годам. Думаю, это оттого, что Лизу сильно избаловали родители, которые были уже в преклонном возрасте, когда она появилась. Мой покойный муж называл ее сорвиголовой. Но сейчас она такая милая.
— Интересно, — начала мисс Клэверли, и все насторожились, словно она была готовым вещать дельфийским оракулом.
— Ну же, продолжай, Миллисента, — попросила леди Сэйерс. — У тебя предчувствие?
— Конечно, нет, — едко парировала мисс Клэверли. — У меня нет предчувствия. Это просто наблюдение. Такие дети обычно не становятся милыми. Это все, что я имела в виду.
Ева дипломатично добавила:
— Лиза очень жизнерадостная, и в этом часть ее очарования. Мне и тетушке она очень понравилась, верно, тетя Миллисента?
— Конечно, мне нравятся пылкие девушки.
— О, этого у Лизы в избытке, — отметила леди Сэйерс, и все рассмеялись.
Когда они допили херес и направились наверх, Ева улыбалась и участвовала в беседе, но, едва войдя в комнату и захлопнув дверь, она устало вздохнула. Притворяться ужасно утомительно, но Ева решила, что ей всё удалось. Весь вечер она сидела как на иголках, боясь, что кто-нибудь вторгнется в ее разум без приглашения. Но не стоило тревожиться, никто этого не сделал, даже Эш. Хотя в его разум — только его! — она не возражала бы попасть.
И куда же подевались ее моральные принципы?
Она сожалела, что вообще покинула Хенли, и еще больше сожалела, что решила включить в книгу описание первого сезона дебютантки. Ее так называемый “дар” стал скорее обузой, чем помощью. Она не знала, как его контролировать. Легко тетушке говорить, что всему свое время, но время-то уходит! И именно это чувствовала Ева, когда читала очерки Анджело, а прочла она их много раз. Время на исходе. Как объяснить Эшу, что она почувствовала? Он ждал от нее подсказок, а не какого-то смутного чувства, не укладывающегося в логику.
Глаза Евы задержались на ночной рубашке, которую приготовила для нее горничная: огромное чудовище из хлопка с гофрированным воротничком, с пуговками до самого горла, длинными широкими рукавами и пуговичками на запястье. Короче говоря, такую ночную рубашку могла бы носить ее бабушка.
Ева подошла к постели, стащила сорочку с покрывала и встряхнула, чтобы получше рассмотреть. Семейство бедняков могло бы использоваться ее как палатку, если бы поставили палки по бокам и закрепили колышками по подолу, с отвращением подумала она. И в ее гардеробе лежало еще два таких чудища.
Евы скомкала рубашку и бросила на стул. Если бы был зажжен камин, то бросила бы и в огонь. Когда она приехала в город и отправилась к модистке за платьями, то совсем забыла о ночных рубашках. Но это было до того, как она увидела леди Софи и Эша в момент страсти. Ночная рубашка Софи Виллерз была столь откровенна, что Ева удивилась, зачем та ее вообще надела.
И почему ей открылся разум Софи? Какой в этом смысл? Она бы предпочла использовать свой дар для чего-то большего, например, для спасения жизни или разоблачения убийц. Леди Софи вряд ли можно отнести к подобной группе.
Раздраженная и не в духе, Ева подошла к постели и упала на подушки. Не стоило винить Эша за то, что было не в его власти. Ведь погрузилась она не в его память, а в память Софи Виллерз. Но, даже понимая это, она ничего не могла поделать со своими чувствами.
А чувствовала она себя не в своей тарелке.
Ева не хотелось сейчас разбираться, почему ей так грустно, поэтому она заставила себя переключиться на другое — разговор с Эшем об Анджело.
Было что-то еще в этих историях, что глубоко ее затронуло, но чем больше она старалась понять, что именно, тем дальше понимание от нее ускользало. Ева не лгала Эшу: она не узнала ни описанные события, ни сады. Тогда что же ее тянет к этому? Или что-то тянется к ней?
Эш…
Возможно, это Эш протягивает к ней руку, но не тот, которого она знала сейчас, а старший брат, так понравившейся ей в рассказах Анджело. А следующая мысль заставила Еву рассмеяться. Возможно, ей надо спасти Эша от леди Софи?